Железная Шахта

---

Чемпионат первый (1959)

---

 

Глава 1.

Год моего первого выступления на чемпионате мира 1959-й.

После пяти лет и шести месяцев учения, в феврале 1959 года, я защитил диплом. В первые дни марта явился в Петровский дворец - штаб Военно-воздушной академии имени Жуковского, получил диплом и направление для "дальнейшего прохождения службы".

15 марта, в воскресенье, я выиграл международные соревнования на приз Москвы в тяжелом весе (буду вести речь лишь об атлетах этой весовой категории). Болгарин Иван Веселинов отстал от меня в сумме троеборья на 67,5 кг. В тот вечер Алексей Медведев отнял мировой рекорд в рывке у американца Дэвида Эшмэна.

Однако жить рекорду было суждено всего 37 дней.

22 апреля я выиграл звание чемпиона Вооруженных Сил в Ленинграде, выступив уже за Московский округ ПВО. Я установил два мировых рекорда - в рывке и толчковом упражнении. В сумме троеборья я набрал третий результат за всю историю тяжелой атлетики. К рекорду в рывке примеривался давно. Опробовал этот вес еще в декабре 1958 года на командном чемпионате СССР в Горьком. Понял: вес мой, запас есть. А вот знаменитый рекорд Эндерсона прихлопнул, можно сказать, в запальчивости.

15 августа я добился золотой медали чемпиона II Спартакиады народов СССР, то есть впервые стал чемпионом страны. На Спартакиаде забрал рекорд СССР в жиме. Прежде рекорд довольно долго принадлежал Евгению Новикову. Он и занял второе место, проиграв 37,5 кг в сумме троеборья. Ему тогда было 37 лет. На 2,5 кг в сумме троеборья от Новикова отстал бронзовый призер Спартакиады Сергей Ромасенко (455 кг).

4 октября в Варшаве в переменчивой схватке я выиграл звание чемпиона мира, утяжелив свой же мировой рекорд в рывке на 2 кг. В тот день до 24 лет мне недоставало двух месяцев.

Исключая мои последние международные соревнования - Олимпийские игры в Токио, моими неизменными противниками являлись американские атлеты. Кроме того, в предшествующие годы в борьбе за титулы сильнейших советские атлеты столкнулись с энергичным противодействием американцев не только в тяжелом весе. Именно в этой борьбе закалялась и мужала советская тяжелая атлетика. Поэтому целесообразно проследить развитие этого спорта в США.

Еще до второй мировой войны на американскую тяжелую атлетику наложил опеку Роберт Хоффман - миллионер от спортивной индустрии. Много десятилетий, порой в убыток, издавал он ежемесячный журнал "Стрэнгт энд хэлт" ("Сила и здоровье"). У Хоффмана была печатно-издательская компания с центром в Йорке (штат Пенсильвания) - "Стрэнгт энд хэлт паблишинг компани". Хоффман печатал десятки книг под своим именем. Темы неожиданные, учитывая его признание, что он "не читает ничего, кроме рецептов коктейлей". Среди самых "тиражных" книг: "Возможность прожить на 10, 20 и 30 лет дольше" (500 с.), "Лучшее питание" (256 с.), "Успешная счастливая женитьба"...

В одном из номеров "Стрэнгт энд хэлт" есть фотография - бледноватый мальчонка с метлой возле крыльца. И в духе американской рекламы представление:

"Более пятидесяти лет назад в чаду и дыму сталелитейных заводов, сделавших знаменитым город Питтсбург, некий честолюбивый юноша зарабатывал себе на пропитание медными монетами. Он подметал тротуары и крылечки домов, свозил мусор на городскую свалку в тачке, выручал пять центов за рулон макулатуры и еще восемь - за бочонок золы. После он стал зарабатывать на продаже родниковой воды из источника "Индейская весна" в парке Шэнли - несколько центов за галлон. Бегая за газетами, разделывая рыбу в лавчонке на базаре и приторговывая земляными орехами на Форбс Филд, где тренировалась местная бейсбольная команда - чемпион США 1907 года, юноша начал откладывать деньги как потенциальный миллионер. Тренировки знаменитых бегунов того времени на Форбс Филд захватили его. Он вступает на длинную дорогу преданности спорту, расходуя впоследствии для его нужд немалые средства. Он много помогал другим. Вы хотите знать его имя? Хоффман! На фотографии ему восемь лет, но этот мальчик уже брызжет энергией и преисполнен честолюбивых замыслов". Да, это будущий глава американской тяжелой атлетики и основатель авторитетного атлетического объединения "Йорк Барбэлл клаб". Почти все лучшие американские атлеты были воспитанниками или представителями этого спортивного клуба. В наше время слава американской тяжелой атлетики уже миф, а в 40-е, 50-е и в начале 60-х годов не было грознее противников, чем американцы. Еще в 1956 году на XVI Олимпийских играх в Мельбурне команда США добивается превосходства над советской. А отдельные американские атлеты господствуют на помосте до начала 60-х годов. Во всяком случае, самые сильные люди мира носили на трико эмблему США.

Определенные сведения об американской тяжелой атлетике содержит книга самого Роберта Хоффмана (Хоффман умер в июле 1985 года, восьмидесяти семи лет от роду) - "Тяжелая атлетика". Это своеобразный гимн прошлому.

Первое издание книги состоялось в 1939 году. Далее следуют издания с дополнениями 1940, 1941, 1943, 1952 и 1960 годов. У меня - шестое издание. "Поднятие тяжестей - это малоизвестный спорт для публики,- пишет Хоффман.- Оно понятно лишь кучке спортивных журналистов. Однако на деле поднятие тяжестей практикуется людьми гораздо чаще, чем какой-либо другой спорт, за исключением бега или плавания. В 52 странах мира поднятие тяжестей является организованным и признанным спортом. Во множестве других стран рассеяны преданные сторонники этого замечательного спорта. Ему и посвящается эта книга.

Поднятие веса включено в программу Олимпийских игр уже с 1896 года - I Олимпийских игр в Афинах. На первых олимпийских соревнованиях по штанге атлетами были европейцы. В 1928 году мир тяжелоатлетов потряс Эль Сайд Носсейир из Египта (Носсейир - атлет среднего веса, на IX Олимпийских играх в Амстердаме выжал 100 кг, в рывке и толчке зафиксировал соответственно 112,5 и 142,5 кг. Сейчас этому атлету ошибочно приписывают приоритет в преодолении 400-килограммового барьера в сумме троеборья.-Ю. В.). В 1932 году на Олимпийских играх в Лос-Анджелесе США были представлены полной командой, тогда как другие страны - отдельными атлетами. В 1936 году на Олимпиаде в Берлине тяжелоатлеты представляли уже 23 страны (для сравнения: на чемпионат мира в Париж в 1946 году своих атлетов прислали 13 стран, на чемпионат мира в Вену в 1961 году-33 и в 1978 году на чемпионат мира в Геттисберг (США) -52.-Ю. В.). Кроме того, имелось немало стран, которые не являлись членами международной федерации, но чьи атлеты устанавливали мировые рекорды...

В последние годы прошлого столетия тысячи людей славились крепкими мускулами, среди них - великий и бессмертный Евгений Сандова. Были штангисты и в нашей стране. Но поднятие тяжестей не получало достойного распространения. К сожалению, во время зарождения этого спорта в нашей стране большинство атлетов были массивными, жирными - типичнейшего европейского ("континентального") склада и отнюдь не отличались крепким здоровьем... Это были громоздкие, мастодонтообразные люди - люди-тяжеловесы, как лошади. Наделенные сверхаппетитом, они отличались гигантским весом. Считалось, чем объемистее человек, тем могучей.

Лишь незначительное количество сильных людей Европы, посетивших наши берега, можно отнести к нормальному физическому типу. Все прочие являлись оплывшими, тучными и медленными. Конечно, Сандова исключение..." "1929 год представляется мне важнейшим в истории американской тяжелой атлетики",- указывает Хоффман. В том году, несмотря на сопротивление лидеров самостоятельных атлетических клубов, происходит объединение клубов в рамках AAU ("Любительский атлетический союз").

Первый чемпионат AAU по поднятию тяжестей состоялся в 1929 году (Спортивная энциклопедия Менке годом первого общенационального чемпионата США (Senior National champions) называет 1928-й. Сам Хоффман ведет им счет с 1929 года. (Здесь и в дальнейшем под британской спортивной энциклопедией Менке подразумевается "The Encyclopedia of Sports", Frank G. Menke, South Brunswick and New York: A. S. Barnes and Compani Zondon Thomas Josoloff Z. t. d.).

Спортсменов принял Нью-Йорк. Основные участники - представители любительских атлетических клубов из "Нью-Йорк-сити". Активно участвовал в объединении атлетических союзов и в организации первого официального чемпионата нового объединенного союза Роберт Хоффман. Бизнес от спортивной индустрии был тогда еще делом новым, хотя на профессиональных поединках деньги делались. Хоффман начал с немногого - месячной прибыли в 400 долларов. Но это не значит, что он был удовлетворен. К тому же на новом поприще имелись конкуренты. В борьбе с ними сжигание чучел ненавистных противников было всего лишь внешней, комической стороной...Через господина Стейта - бывшего секретаря Международной федерации тяжелой атлетики - я получил ответы из США на ряд вопросов. Вот некоторые из них.

AAU был основан в 1888 году. Гарри Макмиллан из Филадельфии стал его первым президентом.

Комитет тяжелоатлетов (будущая Национальная федерация) примкнул к AAU в 1927 году. Дитрих Вортманн стал первым председателем этого комитета при AAU. AAU - федерация, которая объединяет все национальные федерации США в единый спортивный союз.

В системе AAU "Йорк Барбэлл клаб" нет равных. Вторая мировая война. Хоффманские капиталы делают свое дело отнюдь не только в спортивной индустрии. Влиятельность хоффманского "Йорк Барбэлл клаб" отчетливо просматривается в списке чемпионов США. В 1932 году из восьми чемпионов страны - четыре из "Йорк Барбэлл клаб" (Тогда в США существовала своя система весовых категорий), в 1936 году - шесть. А в год, когда я впервые испытал свою силу на чемпионате мира, шесть из семи чемпионов США представляли "Йорк Барбэлл клаб"! Но этот клуб был всего лишь скромной недвижимостью в хозяйстве Хоффмана.

Наиболее известные спортсмены в истории тяжелой атлетики США по весовым категориям:

Легчайший вес (до 56 кг, или до 123'/4 фунта) (Коммерческий (американский, английский) фунт равен 16 унциям, или 7 тысячам гранам, или 453,6 г. Его не следует путать с фунтом аптекарским (373,27 г). Но существовал и фунт русский- 409,5 г. Один пуд содержал 40 фунтов, или 16,38 кг. Существовали также итальянский фунт-317,6 г, австрийский фунт-560 г, немецкий (датский, голландский) - 500 г. Отсюда путаница в нынешней исторической литературе о спорте: перевод в метрическую систему мер (килограммы, граммы) не учитывает неодинаковости национальных фунтов. Результаты атлета исчислялись в фунтах стран, где устраивались соревнования. Кроме того, слово "рекорд" в прошлом необязательно означало мировое или национальное достижение, оно указывало на высшее достижение данного атлета и в этом смысле являлось не чем иным, как просто результатом). Эта весовая категория утверждена в 1947 году:

Артур Левэн, чемпион с 1930 по 1936 год включительно;

Джозеф ди Пиетро выиграл чемпионаты 1942- 1951 годов, пропустив чемпионаты 1944 и 1945 годов;

Чарлз Винчи, победитель национальных первенств 1954-1956 и 1958-1961 годов.

Полулегкий вес (до 60 кг, или до 132'/4 фунта): в этом весе начал выступать знаменитый Энтони Тэрлаццо, выиграв чемпионаты 1932 и 1936 годов; в 1932 году он поделил первое и второе места с Ричардом Бэчеллом-тоже известным атлетом;

самый победоносный полулегковес Исаак Бергер - чемпион 1955-1961 и 1964 годов.

Легкий вес (до 67,5 кг, или до 148 3/4 фунта):

Тэрлаццо - чемпион в 1933 и 1935 годах, с 1937-го и включительно по 1945 год первенствует без перерыва;

Тэрлаццо-13-кратный чемпион США!

немного уступает в победах Тэрлаццо и Джозеф Питмэн-10-кратный чемпион страны: 1947-1951 и 1953- 1957 годы;

- в легком весе начал выступать и прославленный Томас Коно - за ним национальное первенство 1952 года; тогда же он перебирается в средний вес; свою первую медаль в 1936 году здесь завоевывает Джон Тэрпак.

Полусредний вес (до 75 кг, или до 165 фунтов):

Тэрпак продолжает счет золотым медалям, побеждая в 1937-1942 и 1944-1945 годах; затем он перекочевывает в средний вес;

в 1953, 1958-1960 годах титул сильнейшего в этой весовой категории у Коно; в 1947 году победа за Стэнли Станчиком.

Средний вес (до 82,5 кг, или до 181'/4 фунта). До 1951 года тяжелый вес начинался сразу за пределом 82,5 кг:

начинает свои победные выступления Джон Дэвис - чемпион США 1939 и 1940 годов;

Тэрпак прибирает свои последние золотые медали на чемпионатах США 1943 и 1947 годов - всего 11-кратный чемпион США;

с 1948 по 1951 год и в 1953 году побеждает Станчик;

в 1954, 1955, 1957, 1961-1963 годах титул чемпиона у Коно; итак, он- 11-кратный чемпион страны.

Полутяжелый вес (до 90 кг, или до 198 фунтов) (В 1978 году введена новая весовая категория - второй полутяжелый вес (90-100 кг). Весовая категория учреждена в 1951 году:

с 1951 по 1953 год побеждает Норберт Шемански (у нас ошибочно было принято написание Шеманский).

Тяжелый вес (242'/2 фунта) (В американской системе измерения приняты коммерческие фунты. Тут дана увязка с принятыми в мировой тяжелой атлетике разделениями по весовым категориям). После 1968 года разделен на первую тяжелую (100-110 кг) и вторую тяжелую (свыше 110 кг) весовые категории. У американцев вторая тяжелая весовая категория называется супертяжелой, то есть сверхтяжелой:

в 1941-1943, 1946-1948 и 1950-1953 годах побеждает Джон Дэвис, в общем сложении он 12-кратный чемпион страны;

в 1949, 1954, 1962, 1964 и 1965 годах титул сильнейшего опять за Шемански (В таблицах чемпионатов, приведенных в книге Хоффмана и спортивной энциклопедии Менке, расхождения. В 1957 году у Менке чемпион США в тяжелом весе Норберт Шемански. Но в 1956 и 1957 годах, оправясь после операции, он приступает к тренировкам. Чемпион 1957 года - Дэвид Эшмэн. Это подтверждает и протокол чемпионата в книге Хоффмана);

в 1955 и 1956 годах на помосте хозяйничает Пол Эндерсон (Правильное звучание своих имен дали для моей книги сами атлеты (не все, разумеется). У нас принято было писать: Пауль Андерсон, но сам хозяин этого имени считает верным произношение - Пол Эндер-сон. У нас писали: Дэвид Ашман, но американцы произносят только как Дэвид Эшмэн); его вслед за Ригуло именуют сильнейшим человеком мира, но только не французы;

с 1956 по 1965 год чемпионами страны становятся Дэйв Эшмэн, Джеймс Брэдфорд, Сид Генри и Норберт Шемански.

Левэн, Винчи, Тэрлаццо, Бергер, Питмэн, Тэрпак, Дэвис, Станчик, Шеппард, Эшмэн, Брэдфорд-все из "Йорк Барбэлл клаб".

"...На чемпионат мира 1937 года в Париж было решено послать сборную команду. Каждый клуб обязывался внести плату за своего представителя. В сборную вошли четыре атлета из команды Йорка. Я оплатил их сборы и поездку в Париж..."- вспоминает Хоффман.

В 1978 году генеральным директором объединения "Йорк Барбэлл клаб" был Джон Тэрпак. К тому времени прошло уже 12 лет с кончины великого атлета Энтони Тэрлаццо.

Итак, Хоффман финансирует сборную команду с 1937 года. Возможно, он взял бы ее на обеспечение и раньше, но лишь с 1937 года чемпионаты мира следуют каждый год. После первой мировой войны тяжелая атлетика довольствовалась лишь олимпийскими турнирами. Исключение-чемпионаты мира 1922 года в Ревеле (нынешний Таллинн) (на первом месте команда Эстонии) и 1923 года в Вене (первое место у команды Австрии).

На Олимпийских играх 1896, 1904, 1920, 1924, 1932, 1936 годов и в международных турнирах побеждают немцы, австрийцы, французы, итальянцы, египтяне и эстонцы. Поражают эстонцы. В пяти практикуемых в довоенной тяжелой атлетике весовых категориях каждая медаль - гораздо большая редкость, нежели теперь. И все же в 1920 году на Играх в Антверпене первое место в легком весе у Альфреда Нейланда и второе в полулегком - у Альфреда Шмидта. Через четыре года на Играх в Париже у Нейланда и Киккаса - соответственно второе и третье места в полусреднем весе, а у Там мэра - почетное третье место в тяжелом весе!

В 1928 году на Играх в Амстердаме серебряная медаль в тяжелом весе - у Арнольда Лухаэра! Лишь в 1932 году эстонцев нет среди призеров олимпийских соревнований тяжелоатлетов. Зато в 1936 году у Лухаэра бронзовая медаль и сумма троеборья - 400 кг. У второго призера, чеха Пшенички,- 402,5 кг, у олимпийского чемпиона Мангера - 410. Проиграв в жиме и в рывке Мангеру и Пшеничке, Лухаэр толкает 165 кг - на 10 кг больше любого из соперников! Таким образом, достижения тяжелой атлетики Эстонии значительней американской вплоть до предвоенных Олимпийских игр в Берлине (1936). У американцев на пяти Олимпийских играх между двумя мировыми войнами одна золотая и две бронзовые медали, у эстонцев - одна золотая, три серебряные и три бронзовые медали (хотя с 1932 года США выставляют полную команду!). Достойные традиции Георга Луриха, Александра Аберга и Георга Гаккеншмидта! Недаром "отец русской тяжелой атлетики" доктор Краевский как-то обмолвился, что "Ревель - родина самых сильных людей". Сильнейшей женщиной России называли во времена Краевского и эстонку Марию Лоорберг.

Глава 2.

С 1937 года начинается неуклонное продвижение американцев на первые места во всех весовых категориях. В 1937 и 1938 годах у американцев уже по две золотые медали.

"Двое атлетов из Йорка - Тони Тэрлаццо и Джон Тэрпак - завоевали звание чемпиона мира в 1937 году. В Париже - с призами за великие победы"- эта подпись под фотографией в книге Хоффмана свидетельствует не столько о самих победах, сколько о роли "Йорка", то есть самого Хоффмана.

На чемпионатах мира 1937 и 1938 годов в Париже первое место за командой Германии. После войны Париж продолжает счет чемпионатам. В 1946 году командное первенство за американцам.и. Чемпионы Стэнли Станчик и Джон Дэвис - из "Йорк Барбэлл клаб". И уже без перерыва чемпионаты восходят к нашим дням (лишь в 1967 году чемпионат мира не состоялся). И все выезды сборной США оплачивает Хоффман. По его утверждению, это ему обходилось примерно в 50 тысяч долларов каждый год. Себя в книге он величает "лидером мировой физической силы", "американской знаменитостью и авторитетом во всем мире". Однако титул "отца американской тяжелой атлетики" приедается Хоффману, и в 70-е годы он уже производит себя в "отцы мировой тяжелой атлетики"! Заметим, что, несмотря на вторую мировую войну, в США аккуратно разыгрывались национальные чемпионаты.

С 1946 по 1952 год американцы поочередно захватывают золотые медали во всех весовых категориях и уступают командное первенство лишь раз: в 1949 году египтянам.

На чемпионате мира 1947 года в Филадельфии американские спортсмены побеждают во всех весовых категориях: Джозеф ди Пиетро, Роберт Хиггинс, Питер Джордж, Стэнли Станчик, Джон Тэрпак и Джон Дэвис! Следует иметь в виду физический и материальный уроны, которые понесли народы Европы во второй мировой войне. В этом отношении США находились в выгодном положении).

На XV Олимпийских играх в Хельсинки (1952) впервые серьезный бой дает наша команда. Для СССР это и первые Олимпийские игры. В Хельсинки к золотым медалям прокладывают дороги Иван Удодов, Рафаэль Чимишкян, Трофим Ломакин. Остальные золотые медали - у Томаса Коно, Питера Джорджа, Норберта Шемански и Джона Дэвиса. Впервые в истории "железной игры" верх за командой СССР: 40 очков против 38. Однако по количеству первых мест впереди пока "мальчики" Хоффмана.

Подавляют превосходством американские атлеты тяжелой весовой категории. Самые известные: Джон Дэвис, Пол Эндерсон, Норберт Шемански, Джеймс Брэдфорд, Дэвид Эшмэн и Джозеф Дьюб. Кроме Брэдфорда, каждый в то или иное время осваивал мировой рекорд. Джон Дэвис, Норберт Шемански и Пол Эндерсон имели право на титул "самый сильный человек мира" (В печати официально "самым сильным человеком мира" из этих американских атлетов титуловали лишь Эндерсона. Такое же разделение сохраняет в основном и справочно-энциклопедическая литература, кроме французской). Зорок на самых сильных Хоффман!

С 1953 года команда СССР уже соревнуется на всех чемпионатах мира. На чемпионате 1953 года в Стокгольме у советской команды 25 очков против 23 американских. Золотые медали по весовым категориям у И. Удодова (СССР), Н. Саксонова (СССР), П. Джорджа (США), Т. Коно (США), А. Воробьева (СССР), Н. Шемански (США), Д. Хэпбёрна (Канада). До сих пор сборная СССР появлялась лишь на парижских чемпионатах 1946 и 1950 годов. В 1946 году чемпионом мира в среднем весе (полутяжелой весовой категории еще не существовало) стал Григорий Новак-единственная золотая медаль нашей команды. На чемпионате 1950 года сборная СССР спасовала перед сборными США и Египта. Среди победителей ни одного нашего атлета.

С 1953 года под натиском советских атлетов непоправимо усыхает "победная доля" американцев. Уже через год сборная СССР побеждает на чемпионате мира с 29 очками против 23 американских. Золотые медали у Б. Фархутдинова (СССР), Р. Чимишкяна (СССР), Д. Иванова (СССР), П. Джорджа (США) (Забавно, что сейчас в своих историко-спортивных описаниях ряд журналистов принимает за одно лицо братьев Джима Джорджа и Питера Джорджа, впрочем, как и известных русских атлетов Моор-Знаменского и Морро-Дмитриева), Т. Коно (США), А. Воробьева (СССР), Н. Шемански (США). К концу 50-х годов в игру включаются поляки, японцы, болгары, шведы, финны, немцы...

Однако превосходство американских атлетов в главной весовой категории, наиболее почитаемой (как говорят сейчас-престижной), столь велико, что, как на Олимпийских играх 1952 года, так и на чемпионатах мира 1953, 1954, 1955 годов, а также на Олимпийских играх 1956 года - вплоть до ухода Эндерсона в профессионалы, советская команда вообще не выставляет своего . участника. Мы побеждаем, мы первые, но бал силы закрываем не мы.

Ошибочно вести речь о тяжелоатлетах США в отрыве от духа нации, ее стремления к победам и в других видах спорта, требующих наибольшей силы и напористости.

Метатели Молота, диска и толкатели ядра - обычно рослый и могучий народ. Имеет здесь значение и собственный вес.

На IX Олимпийских играх (1928) золотая медаль в толкании ядра у Джона Кука, серебряная - у Германа Брикса. Оба американцы.

На Х Олимпийских играх в Лос-Анджелесе (1932) золотая медаль в толкании ядра у Лео Секстона, в метании диска - у Джона Эндерсона, серебряные - соответственно у Харлоу Роберта и Анри Ляборда. Все - американцы.

На Берлинской олимпиаде 1936 года в толкании ядра первый - немец Ганс Вёльке. И в броске молота первый тоже немец - Карл Хейн. Лишь у дискоболов чемпион Кеннет Карпентэр из США. На штангистском помосте тоже хозяйничает немец - Йозеф Мангер. Тогда "коричневый" режим через спорт доказывал принципы арийства. На спорт отпускались средства так же серьезно, как и на подготовку войны. Даже в силовой женской программе - метаниях - тотально первенствуют немки...

На Олимпийских играх в Лондоне (1948) снова американец опережает всех в толкании ядра - Уимбер Джонсон. У дискоболов в "королях" - итальянец Адольфо Консолини (я познакомился с ним в Риме: он от имени всех спортсменов приносил олимпийскую клятву), а в метании молота - венгр Имре Немет. В Хельсинки (1952) фанатичный и неутомимый в работе с ядром Пэрри 0'Брайен добывает золотую медаль для США. Это он изобретает новый способ посыла снаряда. О его преданности спорту ходили легенды. Все было пылью для него, кроме тренировки. Второе и третье места в Хельсинки также за его соотечественниками. И самый дальний бросок диска - у американца Сима Айнесса. Только в метании молота опять первый венгр - Йожеф Чермак. Через четыре года в Мельбурне все виды метания, предполагающие атлетическую силу, уже "собственность" американцев. В толкании ядра - у Пэрри 0'Брай-ена (серебряная медаль тоже у американца - Уильяма Нидэра), в метании диска-у Альфреда Ортэра (второе и третье места и здесь за американцами), в метании молота - у Гарольда Конноли. Атлет из дерзких духом! С искалеченной рукой от рождения подчиняет себе мировые рекорды! Он первый применяет анаболики. В двух последующих Олимпиадах (1960, 1964) принял участие и я. О них рассказ дальше.

В метаниях физическая сила в значительной мере определяет успех. И едва ли не главное в тренировке метателей - накопление силы, то бишь упражнения с тяжестями.

Уже в мое время многие женщины-метательницы вгоняли в краску известных штангистов. В станке для жима лежа эти представительницы слабого пола работали на весах 110-150 кг! А сколько еще других упражнений с тяжестями "исповедуют" спортсмены и спортсменки -метательницы! Недаром чемпион XVII Олимпийских игр (1960) по метанию молота Василий Руденков выполнил норму мастера спорта СССР по тяжелой атлетике.

Поэтому на Олимпийских играх в Риме (1960) первыми и самыми прилежными зрителями на моих тренировках в Аквиа Асетоза были американские метатели: Уильям Нидэр-31 августа он выиграл золотую медаль в толкании ядра (19 м 68 см); славный атлет Пэрри 0'Брайен - на своей третьей Олимпиаде он отступил на второе место (19 м 11 см); бронзовый призер Даллас Лонг (19 м 01 см); золотой и серебряный медалисты в метании диска Альфред Ортэр (59 м 18 см) и Ричард Бабка (58 м 02 см)... Они загромождали зал (Пэрри 0'Брайен первым преодолел 18-метровый рубеж, его рост 192 см, вес 114 кг. Нидэр первым взял 20-метровый рубеж, его рост 191 см, вес при установлении рекорда мира 115 кг. Лонг в 1962 году продвинул мировой рекорд - 20 м 08 см (рекорд принадлежал ему до 1964 года), его рост 194 см, вес 126 кг. Ортэр при росте 192 см весил 115 кг. Бабка был самым высоким - 198 см, весил 128 кг. Сразу темнело, когда они вваливались в небольшой разминочный зал Аквиа Асетоза. Я своей внешностью явно разочаровывал этих парней). Высокие, плечистые, с накачанными ручищами, они невольно привлекали внимание. И держались, как часто держатся сильные, снисходительно-лениво ко всякой прочей "мелочи". Но за мной следили с азартом. К чему, к чему, а к силе они не могли оставаться равнодушными. И еще их задевала моя некрупность, что ли. Ростом пониже (во мне 187 см), весом не уступаю, но нет во мне "внушительности". И еще эти очки. И стулья подо мной не трещат. С какой стати рекорды?..

3 сентября столкнулся я на виа Фламино с Биллом Нидэром. Он в белой полурукавке навыпуск. Волосы по моде - "ежик". Итальянские газеты в полстраницы высаживали жирно, черными буквами: "Супермен!" И на всех снимках Нидэр раздаривает автографы. На одном даже полицейский пособляет ему... Мне работать еще через неделю, а он, как говорится, уже гуляет. Улыбаемся. Я поздравляю супермена. А Нидэр - за столик кафе, руку выставляет. Заломил я ему и правую и левую, как он и предлагал. Нидэр покраснел, тычет в плечо кулаком (надо сказать, очень внушительный кулак). Жест понятный: не дури, боксируй. Может быть, в другое время он так и не поступил бы, а тут в подпитии. И желает, так сказать, публично вразумить меня.

Драться на улице?

А Нидэр напирает. Подхватил я его под мышки, благо был в отличной форме - весил Нидэр немало, под 120 кг,-и переставил в сторону. И до того это американца поразило (его, наверное, с пяти лет никто на руки поднять не силился), что он поначалу оцепенел, а потом засмеялся. А мне, слава богу, дорога свободна...

Позже понял, что Нидэр вовсе не случайно предложил побоксировать. Он уже в ту пору слыл классным боксером. Метил на профессиональный ринг. Самые сильные люди из американцев атаковали метания. Но еще много раньше они начали наступление в боксе - профессиональном, конечно. Практически все чемпионы мира здесь, в тяжелом весе,- американцы.

Первый официальный чемпион мира - Джон Сулливэн из Бостона. С 1882 года в течение десяти лет он король ринга. Потом 26-летний Джеймс Корбэтт отправляет его в нокаут...

17 марта 1897 года на 14-м раунде Корбэтт - без сознания.

Виновник-Фитцсиммонс (о нем с почтением упоминает Джек Лондон). Чемпиона в тяжелом весе заваливает боксер-средневес! Корбэтт весил около 83 кг, Фитцсиммонс - 76! Корбэтту было 32 года, а Фитцсим-монсу - 36! И в росте Фитцсиммонс уступал сопернику на шесть сантиметров! О славе Фитцсиммонса только могли мечтать американские президенты. До 30-х годов нашего. столетия боксеры воспитывались на советах Фитцсиммонса. Они и поныне не утратили смысла.

9 июня 1899 года в Коии-Айленд сошлись Джеффрис, по прозвищу Жестянщик, и Фитцсиммонс. Куш победителю - 20 тысяч долларов. О встрече сохранился памятный репортаж Джека Лондона, перепечатанный в русском журнале "К спорту". Джеффрис удивил принятой ныне боксерской стойкой (он ее и нашел). Фитцсиммонс очнулся за канатами... Уйти вовремя - драгоценный дар! Джеффрис ушел сам, ушел непобежденный...

А дальше смена чемпионов. И почти все - янки. Особым почетом пользовался Джэк Дэмпси ("Солнышко Дэмпси"). Всепробивающий Джин Тэнни (от одного из его ударов в грудь Джэк Дэмпси, по собственному признанию, чуть не умер на ринге) скопил миллион и женился на дочери миллиардера. Потом Джо Луис... Мохаммед Али...

Мохаммеда Али я приметил в римской Олимпийской деревне. "Полутяжи" и "тяжи" в боксе меня интересовали, как и в борьбе. И, понятно, из разряда самых сильных. Уж никак в вихлявом пареньке по имени Кассиус Клей я не предполагал знаменитого из знаменитых боксеров-профессионалов. Казалось, Нидэр, да и не только он, прихлопнет его одним ударом. Уж очень жидковато смотрелся будущий чемпион чемпионов. Но руки запомнились - длинные, плотные мышцы. Значит, выносливы при большой силе. Неприятное впечатление производили его хвастливость и какое-то недержание речи...

О Клее после победы в финале над именитым поляком Петшиковским все заговорили как о "думающем боксере", как о бойце, у которого в каждом движении расчет, о его способности мгновенно оценивать положение в общей схеме намеченности боя.

Финал его блестящей карьеры мрачен, но типичен для профессионалов. "Мухаммед Али обладал великолепными данными. Это был идол, которому поклонялись миллионы болельщиков. А теперь? Обрюзгший, рыхлый, с трудом произносящий слова, Мухаммед Али представляет собой лишь жалкие обломки того, что считалось "лучшим экземпляром человеческой породы". После 549 боев Али страдал тяжелой формой фиброза - ненормальным ростом мышечных тканей, вызванным повреждением волокон нервного ствола" (За рубежом, 1984, № 15). Неистово, темпераментно домогались американцы превосходства там, где игру решала наивысшая сила. Эта повальная склонность и тяга к наивысшей силе и не могли миновать американскую тяжелую атлетику (Вообще понятие "тяжелая атлетика" охватывает борьбу, бокс, поднимание тяжестей. Однако последнее время все чаще и чаще под ним подразумевают только поднятие тяжестей). Вовсе не случайна эта борьба за титул "самый сильный", которая заварилась в последующие два десятилетия, если положить за отсчет год 1935-й. К тому времени поднимание тяжестей вербует в США достаточно дюжих парней. Американская тяжелая атлетика из детства и юности вступает в зрелость. Несомненно, это стремление к силе явилось лишь отражением мировых политико-экономических процессов. После первой мировой войны США - самая могущественная страна. Весьма показательно усиление позиций Германии в спорте после прихода к власти нацистов. Немцы фанатичны в спортивной борьбе ради доказательства превосходства арийской доктрины. На подъеме спорт и в фашистской Италии. В покровителях его сам дуче.

"В 1936 году в Берлине состоялись Олимпийские игры,- вспоминал Гюнтер Гереке, бывший имперский министр кабинета Гитлера.- К моему ужасу, я должен был признать, что они были на руку нацистам не только в Германии, но и за границей. Спортсмены всех стран мира продефилировали мимо Гитлера. Он приветствовал их поднятой рукой - фашистским приветствием..." (Гереке Гюнтер. Я был королевско-прусским советником. М. Прогресс, 1977. С. 265). Многие выдающиеся спортсмены, как и большинство людей, считали кощунством проведение Олимпийских игр в странах, где человек ничто перед властью, где сама власть - глумление над справедливостью вообще и независимостью взглядов. Через большой спорт действует идеология. Перестановка международных сил всегда оборачивалась перестановкой сил и в спорте. Причем незамедлительно.

Не все, конечно, столь прямолинейно и обнаженно. Однако... Вот именно-однако! Какими бы ни были побуждения спортсменов, в них прежде всего дух времени. А этот дух порождают экономика, идеология... Все это не исключает и подлинной привязанности к спорту, но не она рисует физиономию явления. И это не противоречит существу спорта как естественному побуждению человека...

Глава 3.

В официальной любительской тяжелой атлетике самым сильным атлетом в 30-е годы слыл немец Йозеф Мангер. Однако с конца 20-х годов почти четверть века сохранялся высшим достижением силы толчок двумя руками француза Шарля Ригуло (более точное написание фамилии: Ригулё)-186 кг (по другим данным- 185 кг). Таким образом, создалось своеобразное двоевластие. Чередовались самые сильные атлеты, а добрая часть титула "самый сильный" принадлежала Ригуло. В отличие от блестящих атлетов прошлого он поднял этот вес по современным правилам. Ригуло уже давно зарабатывал на жизнь профессиональными выступлениями, не имел права на встречу с чемпионами-любителями, а рекорд его оставался незыблемым.

Таким образом, Мангер с его рекордной суммой троеборья и рекорд Ригуло в толчке стояли на пути американских атлетов. Первым добился титула "самый сильный" Джон Дэвис - ладно скроенный негр из США. Однако и он поделил этот титул с Ригуло.

Предшественника Дэвиса - американского атлета Стэна Станко - нельзя считать обладателем подобного титула. Во-первых, права на это есть у советских атлетов Серго Амбарцумяна и Якова Куценко. Во-вторых, Станко проигрывает в поединках Мангеру по всем статьям.

Йозеф Мангер родился 26 мая 1913 года. В 1934 году Мангер получает серебряную медаль на чемпионате Европы, в 1935-м - золотую. В 1936 году на Олимпийских играх в Берлине у него золотая медаль. Затем он выигрывает чемпионаты мира 1937 и 1938 годов. За ним числятся 18 мировых рекордов. Из них десять в жиме (от 133,5 кг-его первый мировой рекорд в 1935 году-до 145 кг в 1939 году), один в рывке - 131,5 кг, установленный в 1936 году, и семь - в сумме троеборья. Так как рекорды в сумме троеборья представляют особый интерес, привожу их: 402,5 (1935), 410 (1936), 412,5 (1936), 420 (1937), 425 (1937), 430 (1937), 435 (1938).

Официальный статистик федерации тяжелой атлетики ФРГ Шерер писал мне: "Мангер закончил спортивную карьеру в начале второй мировой войны. В 1938 году на встречах команд США и Германии Мангер дважды одержал победу над известным Стэном Станко. Американский атлет Станко был первым, кто улучшил рекордную сумму Мангера и превысил заветный барьер в 1000 фунтов".

Такие улучшения рекордной суммы Мангера (и неоднократные) еще раньше совершили наши атлеты Серго Амбарцумян и Яков Куценко. К прискорбию, выдающиеся рекорды советских атлетов не регистрировались Международной федерацией и, следовательно, не принимались за рекорды вообще. Регистрация наших достижений началась после второй мировой войны, когда мы вступили в Международную федерацию тяжелой атлетики. Я много слыхал и читал о Дэвисе. Мне пришлось выступать против его товарищей по команде, но самого Дэвиса я уже не встретил. Он ушел из спорта в год, когда я выполнил второй разряд. Правда, норму мастера спорта СССР я выполнил, можно сказать, вдогонку-спустя 17 месяцев, а через несколько месяцев последовали и первые всесоюзные рекорды. Нас разделили несколько лет...

Дэвис был атлетом, что называется, из настоящих. Без намека на вислость живота, без жировых отложений и чрезмерно затяжеленных ног. Богатырские ноги, но не такие, как у Пола Эндерсона: тот в ходьбе закатывал одну за другую. Нет, Дэвис был подвижен, мускулист и героически предан спорту. И весил около 105 кг, немного больше Ригуло. По нынешним представлениям - детский вес для тяжеловеса.

Опробовал себя Дэвис на чемпионате мира в Вене осенью 1938 года. Тогда титулы оспаривались в весовых категориях: 60-67,5-75-82,5 кг. Тяжелая весовая категория, как водится, без верхнего ограничения. Дэвис выступил в категории 82,5 кг и победил, ему было всего 17 лет. После войны Дэвис первенствует уже в тяжелом весе на чемпионатах мира: 1946 (Париж), 1947 (Филадельфия), 1949 (Шевенинген), 1950 (Париж), 1951 (Милан), а также на Олимпийских играх 1948 (Лондон) и 1952 (Хельсинки) годов. Внушительный перечень!

Дэвису не дает покоя профессиональный рекорд Ригуло. Понять Дэвиса можно. Титул есть, но вроде бы из ощипанных, без прописей по всем статьям, да и французы не признают за самого сильного, покуда цел рекорд Шарло (прозвище Ригуло).

Дэвис носит на плечах штангу весом тяжелее ненавистного рекорда француза. На тренировках кладет ее на плечи, просеменит, остановится и снова несколько шажков назад, к стойке. Так по многу раз. Сродниться с тяжестью! Подавить робость!..

Весь 1950 год он пытается свалить рекорд француза. Одну из таких попыток наблюдает и "господин самый сильный". В этой погоне Дэвис первый в США узаконил рекордом в толчковом упражнении 400 фунтов (181,44 кг)-"круглый" вес по американской системе измерения. Лучший же результат вообще в этом упражнении-182,35 кг (Британская спортивная энциклопедия Менке ошибочно считает высшим достижением Дэвиса результат 400 фунтов, показанный в 1951 году)-достигнут на чемпионате США 1951 года в Лос-Анджелесе. Советский рекорд в толчке Якова Куценко того времени составлял 175 кг. Разрыв ощутимый.

Тогда же в Лос-Анджелесе Дэвис выдает свою лучшую сумму - 1062 фунта (481,72 кг). Ни эту сумму, ни рекорд в толчке 402 фунта ему уже не суждено утяжелить. Решением судей Дэвису присуждается приз "Лучший атлет". Год высшей силы и славы Дэвиса! Чемпионат СССР в том же году за Яковом Куценко с суммой 427,5 кг. Здесь разрыв просто сокрушителен!

Так и пребывал в поделенности между Джоном Дэвисом и Шарлем Ригуло титул "самый сильный в мире", пока в 1953 году не нарушает это вынужденное равновесие Норберт Шемански-один из самых славных атлетов в истории американского спорта.

Дэвис владел абсолютно самой большой суммой троеборья, а Ригуло - абсолютно самым большим весом, поднятым над головой по современным правилам. Два высших достижения, характеризующие наибольшую силу, пребывали в разных руках, хотя формально рекорд Ригуло можно сбросить со счетов: профессионал! Но какой же ты атлет, если смирён чужой силой?!

В 1953 году на чемпионате мира в Стокгольме 32-летний Дэвис, по прозвищу Геркулес (величали его и Черным Аполлоном), сломлен канадцем Дагом Хэпбёрном. Однако проигрыш не лишает его прежней части титула "самый сильный". И рекорд в сумме троеборья пока запечатан им - первым из восьмикратных чемпионов мира!

В 1978 году 57-летний Дэвис служил рядовым полицейским в нью-йоркской подземке.

Даг Хэпбёрн поразил современников силой рук. К слову, рекорд в жиме до 1962 года ни разу не принадлежал советскому атлету. Мне удалось установить его в 1962 году. Три года владеет Хэпбёрн мировым рекордом в жиме. Ненадолго этот рекорд присваивает Умберто Сельветти. За эти три года Хэпбёрн внушительно "раскачивает" жим. Его последний рекорд в жиме - 172,5 кг, а первый - 153,5 кг! Я много слышал доброго об этом интеллигентном человеке.

За Хэпбёрном рекорд подминает Пол Эндерсон на долгие восемь лет...

Глава 4.

Норберт Шемански пристрастился к спорту из-за старшего брата. До второй мировой войны Дэннис Шемански - один из искуснейших бойцов с тяжестями.

В 1945 году Норб "прикладывается" к тренировкам, и никто и ничто не могут уже отлучить его от "железа". Сила отзывчива на привязанность. В 1947 году на чемпионате мира в Филадельфии Норб второй за Дэвисом. Разница в сумме троеборья - 27,5 кг, в толчковом упражнении - 7,5 кг! Но дело не в одной силе. Дэвис несколько поувесистей.

В 1951 году несправедливость устраняет Международная федерация. Отныне есть новая 'весовая категория-полутяжелый вес (82,5-90 кг). И Шемански тут же ныряет в новую весовую категорию. На чемпионате мира 1951 года в Милане у Шемански первая золотая медаль в полутяжелом весе. Вот он, простор! Через год на Олимпийских играх в Хельсинки Шемански по сумме трех упражнений опережает на 35 кг Григория Новака. В Стокгольме на чемпионате мира 1953 года Шемански тоже без особых забот опережает соперников - третья золотая медаль! Есть и мировой рекорд в толчке - 181 кг!

12 февраля 1953 года в Йорке Норб неожиданно пробует себя в тяжелом весе (собственный вес-99 кг). В толчковом упражнении новый мировой рекорд - 187,5 кг! Достижение Ригуло как высшее проявление силы, доказанное современным способом (не "континентальным" толчком), стерто. Нет человека сильнее Норберта Шемански, хотя лучшая сумма пока за Дэвисом.

С тренировками обильнее мускулатура. Собственный вес выкатывает за весовую границу, но не это главное. Сколько чемпионов на годы замораживают свой вес! Все дело в том, что ни в полутяжелой, ни в тяжелой весовых категориях Шемански нет равных. И в 1954 году Шемански как бы возвращается в родную весовую категорию - тяжелую. При собственном весе 102 кг он коронуется в Вене чемпионом мира. Четвертая золотая медаль! Самый легкий из официальных чемпионов мира в тяжелом весе (после введения полутяжелой весовой категории)! Его вес под стать весу легендарного Ригуло. Настоящая династия сильных! Могущество силы, мужество - и никаких следов искусственного увеличения веса! Подлинно чистая сила!

Попутно Норб сворачивает мировые рекорды в толчке, рывке и сумме троеборья (487,5 кг). К его рекордам того года в толчке не успевают привыкнуть: 188,5 кг (Вена, 26 июня), 192,5 кг! Рекорд в толчке-192,5 кг- установлен через несколько дней после чемпионата мира - 17 октября в Лилле.

Наконец-то настигнуты и великие рекорды австрийца Карла Свободы: на чемпионате Австро-Венгрии за два года до начала первой мировой войны он в толчке "континентальным" способом поднимает 195 кг (Согласно правилам, штанга должна быть взята на грудь одним приемом. В "континентальном" толчке штанга захватывается на грудь в два приема, три, а то и пять. К примеру, в пять приемов закатывал штангу на грудь Карл Свобода. Знаменитые атлеты Штейнбах и Графль выполняли толчок в три приема). Вену Шемански ошеломляет "континентальным" толчком 200 кг! Потрясение не может стушевать даже кинопленка. Весь мир обходит зрелище поединка с заветным весом. Рекорды в сумме троеборья и толчке явились абсолютными рекордами силы. Никогда и никто в мире не поднимал чисто 195 кг! Отныне титул "самый сильный человек в мире" в одних руках - у Шемански! И по праву! К примеру, всесоюзный рекорд Алексея Медведева тогда равнялся 175,5 кг.

Итак, у американцев высшая сила в спорте. В боксе - первые, в секторах для метаний - первые, на помосте - самые сильные. Нет популярнее атлета, чем светловолосый поджарый Норб! В те годы он представлял один из клубов Детройта.

И вдруг взрывается силой Пол Эндерсон. Его результат в толчке - 193 кг, показанный 22 апреля 1955 года, сразу возводит его в ранг сильнейшего, человека мира (Данный результат не был официально утвержден мировым рекордом, но 15 июня того же года Эндерсон его повторяет в Москве. Этот повторный результат принят мировым рекордом, как и московский результат в жиме- 182,5 кг.

Первоначально эти результаты (жим-182,5 кг, толчок-193 кг, сумма троеборья - 518,5 кг) Эндерсон показал на соревнованиях 22 апреля 1955 года в США. На чемпионате США в Кливленде 5 июня 1955 года он стирает три прежних мировых рекорда ("Советский спорт" от 9 июня 1955 года дает ошибочные сведения). Толчок- 196,5 кг! Но и жим, и сумма троеборья тоже замечательны. А ведь Эндерсон лишь успел сыграть свои первые партии! Какую же силу обрушит на "железо" этот атлет с кроткой, застенчивой улыбкой, если ему нет еще и 23 лет?!

Эндерсон первым преодолевает 500-килограммовый рубеж в сумме троеборья (400-килограммовый рубеж первым преодолел немец Мангер). На Панамериканских играх 1955 года в отсутствии Эндерсона Шемански побеждает, но результат хуже, чем в Вене, на 33 фунта (14,96 кг). Пусть недоступны рекорды в жиме и сумме троеборья, но рекорд в толчке? Шемански торопится первым застолбить 200 кг. Но "железо" частенько наказывает первых.

В 1956 и 1957 годах Шемански переносит две операции - смещены межпозвоночные диски. (В свое время мне повезло- я лишь ущемил позвоночный диск и выправился без операции. Травма - ни шага без боли. Идешь по улице и делаешь вид, что поправляешь ботинок: на корточках боль отпускает...) Несколько месяцев Шемански практически неподвижен.

"Оправившись от второй операции,- вспоминал он,- я понял: если мне дорог спорт, следует немедленно приступить к тренировке".

В январе 1958 года Норб приковылял в спортивный зал, а в мае уже выступал на соревнованиях. В 1959 году его результат шестой среди лучших в мире! Норб задается целью пробиться на олимпийский помост. Успеть за год вернуть не только былую силу, но и набрать новую. Оседлать новые результаты! На пути двое соотечественников - Эшмэн и Брэдфорд.

На Олимпийских играх в Риме я увидел возвращение этого замечательного атлета на большой помост. Я, Брэдфорд и Шемански сошлись в борьбе за звание олимпийского чемпиона...

В год Римской олимпиады Шемански исполнилось тридцать шесть.

Глава 5.

Итак, титул "самый сильный в мире" - у Пола Эндерсона из "Йорк Барбэлл клаб". Явление его на помост оказалось неожиданным и всесокрушающим. За ним не теснились годы натужных тренировок, выучка на чемпионатах, мелочное подчинение результатам. Спортивная Америка прослышала о нем в 1954 году. Уже тогда, 11 декабря, он показывает высокий результат в троеборье-485,2 кг (167,8 кг + 136 кг+ 181,4 кг).

В 1955 году Эндерсон учиняет подлинный разгром на чемпионате США в Кливленде. Результат в жиме - 390 фунтов (176,9 кг), в рывке-320 фунтов (145,15кг), в толчке-435 фунтов (197,32 кг)-мировой рекорд! В сумме троеборья цифра невероятная- 1145 фунтов (519,37 кг) (Из протоколов чемпионата США, приведенных в книге Хоффмана (с. 80). Данные Хоффмана не всегда согласуются с другими источниками. В ряде мест он противоречит и себе)! Детской мнится прежняя рекордная сумма троеборья Шемански - 487,5 кг, но умопомрачительна и разница в собственном весе атлетов - 62 кг! Эндерсон в весовом выражении - это своего рода "полтора" Шемански.

На том же чемпионате США второе место за Дэвисом: в троеборье 955 фунтов (433,18 кг). Сопротивляться "полтора" Шемански на таком уровне безнадежно. Этот чемпионат поистине роковой для американских атлетов. Чудовищная сила Эндерсона, подкрепленная не менее чудовищным собственным весом, выметает с помоста Дэвиса, Брэдфорда и всю молодежь. Намерение противостоять Полу в самом производительном движении - толчке - увечит позвоночник Шемански. На тренировки смотрят как на безнадежную трату времени. Ведь большой спорт не для забавы и накачивания красивых мышц. Здесь свои законы и свои истины. И основная - огромный расход себя в тренировках. Жизнь в ускоренном ритме. Атлет ищет, добивается успеха. Плата - годы, отнятые у жизни. Укороченная жизнь. Вычерпанная сила, невосполнимый расход страсти, силы...

Летом американская команда во главе с Хоффманом в Москве. Гордость команды - Пол Эндерсон!

Я взял 16-миллиметровую кинокамеру "Болекс" - подарок отца, надел кожаную куртку и двинул прямиком в Зеленый театр, это в парке Горького. Я молчал - и меня принимали за иностранца. Любительских кинокамер в ту пору у нас вообще не было. К тому же я повесил через плечо фирменную сумку с набором объективов - ну чем не кинооператор! Словом, миновал все посты и кон-троли и оказался на сцене! И там никто не спрашивал документы. Я делал вид, что снимаю, а сам глазел на Эндерсона! Я заглянул к нему и в раздевалку. Как же я был счастлив!..

16 октября в Мюнхене Эндерсон вкушает триумф. В жиме новый мировой рекорд- 185,5 кг! Превосходство над соперниками поистине оскорбительно. Рядом с Эндерсоном все эти мужчины, кичливые на силу, как дети! Брэдфорд занимает второе место, уступив Эндерсону в сумме троеборья 37,5 кг! Венский мировой рекорд в сумме троеборья Норба Шемански подправлен на 25 кг-512,5 кг! Собственный вес Эндерсона-атлета взвешивают при установлении рекорда - 164,5 кг. Разрыв в сумме с третьим призером чемпионата финном Эйно Мякиненом 90 кг! Цифра невиданная! И это при неудаче в толчке: Эндерсон толкнул лишь 182,5 кг - на 2,5 меньше, чем выжал! Смахивает на шутку - выжимать руками меньше, чем толкать с груди! Если не знать медлительности Эндерсона, можно решить, что в руках у него такая же сила, как в ногах. Конечные результаты Эндерсона на чемпионате: жим-185,5 кг, рывок- 145 кг, толчок-182,5 кг. В жиме Брэдфорд проиграл Эндерсону 20 кг, Мякинен - 58 кг.

В Мюнхене команда СССР выиграла первое место с 29 очками против 25 команды США. Золотые медали получили в порядке весовых категорий: В. Стогов (СССР), Р. Чимишкян (СССР), Н. Костылев (СССР), П. Джордж (США), Т. Коно (США), А. Воробьев (СССР), П. Эндерсон (США).

За год Эндерсон нагребает новую силу. Результаты чемпионата США 1956 года опять оглушают. В толчке Эндерсон фиксирует 440 фунтов (199,58 кг)-результат тут же провозглашается вечным! Сумма троеборья 1175 фунтов-532,98 кг (данные из книги Хоффмана, с. 84. В книге Хоффмана рекордом в жиме ошибочно представлены 402 фунта. Это меньше 185 кг. Вообще цифры "гуляют" произвольно). Ей тоже прочат вечность. И это отнюдь не восторженность ура-патриотов. Надо было видеть и самого Эндерсона - невысокого, но впечатляющих габаритов человека. Вкупе с результатами это не могло не производить впечатления нереальности. И вопреки здравому смыслу знатоки спорта ставят точку в развитии атлетики после имени Эндерсона. 14-кратный чемпион СССР в тяжелом весе Яков Куценко - свидетель многих выступлений Пола Эндерсона - называл его человеком-скалой. Действительно, под тяжестями американец держался неколебимо.

372 фунта (168,74 кг) - наибольший собственный вес Эндерсона. По признанию Хоффмана, этот вес уже мешает тренироваться Полу.

В Филадельфии на чемпионате страны 1956 года Эндерсон весит 300 фунтов (149,69 кг). Судя по всему, оптимальный вес для его силы.

Эндерсон был вне досягаемости даже в мечтах. Кто-то громадный, задвинутый в мускулы, смахнет его рекорды, но сие случится когда-нибудь. Мне советовали бросить тяжелую атлетику. В метании тренировка сулит успех, на помосте его быть не может! И было отчего так думать.

В июне 1956 года рекорд СССР в жиме составлял 161 кг. Лучший жим Эндерсона - 185,5 кг. Разница - 24,5 кг! (Чемпионат США 1956 года проходил в июне. Кстати, эти чемпионаты всегда проходят в одно и то же время: первые две недели шестого месяца каждого года). Тогда же рекорд СССР в толчке составлял 180,5 кг. Лучший результат Эндерсона - 199,5 кг. Разница тоже невеселая - 19 кг! (Е. Новиков (Минск) с 1 января по 1 ноября 1956 года устанавливает следующие рекорды СССР в жиме: 23 февраля - 155,5 кг, 18 марта - 156, 9 апреля - 160, 27 мая - 160,5, 3 июня - 161 и 10 августа - 162,5 кг. Для сравнения с результатом Эндерсона нужно брать результат, показанный Новиковым до августа, то есть 161 кг.

Евгений Васильевич Новиков-автор десятков всесоюзных рекордов. В 1957 году выиграл звание чемпиона страны, а 22 сентября при собственном весе 118,8 кг выиграл и чемпионат Европы (480 кг в троеборье). Начал же выступать Новиков в полусреднем весе (до 75 кг). Он скоропостижно умер в Минске 16 ноября 1973 года, 49 лет). И наконец, рекордный результат Медведева в сумме троеборья - 472,5 кг А. Медведев (Москва, "Крылья Советов") 5 июля 1956 года установил всесоюзный рекорд в толчке - 180,5 кг, а 10 августа набрал рекордную сумму - 475 кг. В том же году Медведев значительно улучшил данные результаты. Однако для сравнения необходимы результаты, показанные до августа. Таким образом, сумма 475 кг тоже не может быть принята. Поэтому как рекордная взята предыдущая сумма в 472,5 кг (даже по конечному результату 1956 года - 485 кг - разрыв с Эндерсоном в сумме чрезвычайно велик-48 кг!).. Лучшая сумма Эндерсона - 533 кг. У нашего рекорда недостача в 60 кг! Эндерсон предстает гигантом. Расстояние между результатами уже просто из неприличных. На килограммы от рекордной суммы троеборья Мангера до суммы Шемански мировой тяжелой атлетике понадобилось едва ли не два десятилетия (американцы нагуливали силу и в годы второй мировой войны). Результат этого продвижения - около 50 кг.

Новая разница в рекордах Шемански и Эндерсона - 45,5 кг: практически те же 50 кг, но воздвигнуты они не за два десятилетия несколькими атлетами, а за какие-то полтора года одним Эндерсоном! Вот это и потрясало современников! Следует учесть, что мировой спорт не знал тогда противозаконных химических препаратов. Победы добивались только искусством и мужеством тренировок. Эта "чума" - губительные препараты, убыстряющие восстановление и, стало быть, рост силы,- обрушилась на большой спорт в 1967-1969 годах.

Результаты и слава "полтора" Шемански обеспечивают американской тяжелой атлетике исключительное положение. Что бы ни случалось, но самый могучий -Эндерсон! Последние доказательства всегда за ним! "Вечные" рекорды есть вечные. Убеждайтесь...

Ни один тяжелоатлет даже отдаленно не переживал до той поры подобной известности. Вице-президент США Ричард Никсон почитает долгом навестить Эндерсона. Так появляется фотография-документ, удостоверяющий "государственность" силы Эндерсона. На фотографии "звезды" сборной США, в середке - Роберт Хоффман: правая рука на плече Эндерсона, левая - Никсона. В обнимку, пиджак по-свойски распахнут, с высоты роста в полуулыбке косится на вице-президента...

Олимпийские игры в Мельбурне (1956) едва не обернулись бедой для Эндерсона. Совершенно неожиданное противодействие оказывает одногодок Эндерсона - аргентинец Сельветти. Спорт учитывает лишь факты, а факты поистине трагические. В своем излюбленном движении - жиме - Эндерсон уступает Сельветти 7,5 кг, недобирая до своего лучшего результата 17,5 кг! Кое-как третьей попыткой в толчке Эндерсон достает аргентинца. У него и у Сельветти равные суммы троеборья. Победа в данном случае за атлетом с меньшим собственным весом. И золотая медаль попадает к Эндерсону (бронзовая - у итальянца Пигаяни). Именно попадает...

"Мой вес в Мельбурне на XVI Олимпийских играх 1956 года был в пределах 303,5 фунта (137,68 кг),- вспоминает Эндерсон.- Я спустил вес в течение лета из-за болезни горла. Болезнь развилась в пору пребывания в Австралии. В ночь, когда я выступал, температура поднялась до 104 градусов по Фаренгейту (около 39 по Цельсию.- Ю. В.). Прошу извинить, я не могу сообщить вес Сельнетти на соревнованиях в Мельбурне..." (Из письма П. Эндерсона автору от 29 мая 1978 года).

Данные о весе аргентинца сохранили протоколы - 143,5 кг. Таким образом, накануне соревнований Эндерсон худеет на 12,69 кг. И в день выступления судьи отметили в протоколах рекордно "маленький" вес большого Эндерсона: 302 фунта (137 кг) -данные из книги Хоффмана. В Токио на Олимпийских играх 1964 года я оказался всего на 0,5 кг легче.

Разумеется, с восстановлением веса и здоровья к Эндерсону вернулись и прежние возможности. Однако последнее выступление на любительском помосте было то - олимпийское, в Мельбурне. Несколько печальное.

Глава 6.

С азартом вычитывал все о поединке Эндерсона - Сельветти. Не смел и помышлять о подобной силе, хотя среди московских атлетов числился среди первых. Я лишь пытался решить задачу: как люди организуют такую силу? Ведь и Сельветти, и Эндерсон практически мои сверстники, всего на три года постарше.

Я исключал значение громадного собственного веса как главную причину успеха. Неужели все в природной одаренности? Тоже не исчерпывающий довод... Умение?

Сочетание всех трех обстоятельств и есть искомый путь. Вес, без сомнения, играет роль. Иначе не существовали бы деления спортсменов на весовые категории. Но вес должен идти мышцей, организованной тканью.

Природная одаренность - без нее нет побед в большой игре. В сильные можно себя вытащить при любой наследственности. В самые сильные, в первые среди сильных - только при выдающихся физических качествах.

К победе ведет знание законов построения силы. Я не разумел это четко, однако уже поворачивал на верное направление.

Сверхбольшой собственный вес продолжает оставаться одним из почитаемых средств добывания результата. С ним до сих пор связано в тяжелой атлетике самостоятельное и, к сожалению, преобладающее направление. Атлеты тяжелой весовой категории стараются довести вес до наибольшего. Уродливость во внимание не принимается. Результат любой ценой!

1956 год Хоффман относит к самому важному в истории американской тяжелой атлетики. Эндерсон вколачивает в таблицу высших достижений свои "вечные" рекорды в жиме, толчке и сумме троеборья - официальный и неофициальный, набранные на чемпионате США в Филадельфии. В 1956 году команда Хоффмана торжествует на Олимпийских играх (из семи атлетов - четыре из "Йорк Барбэлл клаб". К данной четверке фактически примыкает и Томас Коно). Успех команды столь громок, что Хоффман пускается в рекламный вояж. Его самая козырная ценность - Пол Эндерсон! Его выступлениям сопутствует грандиозный успех. "Небывалую сумму потратил репортер, который сопровождал нашу команду в турне,- вспоминает Хоффман.- Он выложил пятьдесят тысяч долларов". Значит, изрядно покрутили по свету атлеты США. И доллары репортера, надо полагать, окупились...

Любительскому спорту Эндерсон оставляет в качестве официальных мировых рекордов:

в жиме - 185,5 кг;

в толчке - 196,5 кг;

в сумме троеборья - 512,5 кг.

Мировым рекордом не был засчитан результат в толчке 199,5 кг, и это непонятно, так как он значится в официальном протоколе первенства США 1956 года. Можно лишь предположить, что судейство не было обеспечено тремя арбитрами международной категории или допущено отклонение от правил при выполнении упражнения. С середины 50-х годов действовало правило: рекорды мира действительны лишь при совпадении мнений всех троих судей на помосте. Скажем, при судейской оценке 2:1 рекорд не проходил мировым, но результатом засчитывался.

Сумма троеборья 533 кг (как и предыдущие рекордные суммы) не вошла в таблицу мировых рекордов совершенно законно из-за действующего тогда правила, согласно которому ее засчитывали мировым рекордом только на международных соревнованиях с участием не менее трех стран. В 1960 году данное правило упразднили.

"Полагаю, что я побил два мировых рекорда,- писал мне Эндерсон о своих рекордах,- в Москве и Мюнхене в 1955 году... Мне сообщили, что два рекорда, которые я побил в Филадельфии летом 1956 года, никогда не направлялись в Международную федерацию для регистрации. Насколько я понимаю, мои лучшие результаты в тяжелой атлетике были достигнуты в показательных соревнованиях или уже после, когда я стал профессионалом..."

Согласно протоколам Международной федерации, Эндерсон - автор трех официальных рекордов мира в жиме, трех - в толчке и одного - в сумме троеборья.

В книге Влада Михайловича "Тяжелая атлетика" Эндерсону приписывается ряд несуществующих рекордов (впрочем, как и мне). Михайлович не учитывал, что рекорды, установленные в проходном порядке, не засчитывались мировыми до решения конгресса Международной федерации в 1963 году. К примеру, в Днепропетровске я установил рекорд в рывке 160 кг, а через несколько минут вновь улучшил его, утяжелив до 163 кг. Результат 160 кг уже не учитывался мировым рекордом. С принятием же данного правила значительно увеличилось число мировых рекордов у современных атлетов по сравнению .с атлетами прошлого.

Как ни странно, Эндерсон помимо воли сыграл отрицательную роль в развитии национальной тяжелой атлетики. Из-за огромного собственного веса Пола (поди наешь такой!) и гнета его результатов прекратили тренироваться молодые способные атлеты. Именно поэтому на чемпионате США 1957 года побеждает малоизвестный "тяж" Дэйв Эшмэн. Он лишь повторяет теперь уже посредственную сумму троеборья Дэвиса, показанную еще в 1955 году,-955 фунтов (433,18 кг). По той же причине впервые команда США на чемпионате мира оказывается без тяжеловеса. Слыханное ли дело: американцы без тяжеловеса?! Спортивный мир в недоумении. С далеких 30-х годов всегда и везде в команде США первоклассные тяжеловесы.

На чемпионате 1957 года в Тегеране золотая медаль на кону между Алексеем Медведевым и Умберто Сельвети. В Тегеране из семи разыгрываемых золотых медалей шесть у наших атлетов. До сих пор это высшее достижение сборной СССР. Впервые в тяжелой весовой категории чемпион - советский атлет.

Медведев первый из наших атлетов переваливает и через 500-килограммовый рубеж. Но титул "самый сильный в мире" по всем статьям незыблемо за Эндерсоном.

Я учился у наших атлетов и тренеров, но полезнейший урок извлек из опыта Пола Эндерсона. Этот атлет вел себя так, будто рекордов нет, а есть лишь его сила. Массированность его тренировок по главным силовым упражнениям, неразбросанность, смелая работа на больших тяжестях и сам его образ - спокойная мощь, деловитое сокрушение тяжестей - произвели на меня глубокое впечатление. Я многое понял в том, как нужно поворачивать тренировку. Самый сильный человек - это не чемпион мира. В последнем случае уместны именования "самый сильный атлет" или "первый атлет".

Самый сильный человек в спортивном толковании должен, прежде всего, иметь высшие физические достижения вообще, то есть высшую сумму классических упражнений (совокупность усилий) и самую большую из поднятых дотоле на вытянутые руки тяжестей,- значит, абсолютный рекорд в толчковом упражнении. Разумеется, эти условия нигде не записаны. Они выражают характер спортивных состязании и, на мои взгляд, с наибольшей достоверностью отражают действительность.

В самом деле, сумма результатов по упражнениям свидетельствует о разнообразных качествах силы (скоростных, координационных способностях атлета). Здесь сила обретает как бы "гибкость", "звучание", всесторонность владения ею.

Толчковое упражнение (Наименование упражнения-толчок-не самое удачное, хотя выражает смысл действия) доказывает силу вообще, ее предельное достижение. Кроме того, в отличие от жима в толчке невозможно спортивное жульничество, то есть подлог. Ведь в 60-е годы атлеты выполняли жим как толчок. А это вещи сугубо разные. В зависимости от добросовестности атлета находился и его результат. Искусный "махинатор от жима" всегда имел преимущество. Да и на тренировку такого жима затрачивалось гораздо меньше энергии. Особенно влиял на результат в жиме собственный вес атлета. Этот вес и наедали всеми доступными средствами.

Подчеркиваю условность подобного определения и в то же время историческую закономерность.

Куценко тоже причисляет толчок к главному упражнению: "Жим всегда бывает разведкой, началом борьбы, рывок - ее развитием, толчок - это уже завершающая битва за победу. Сила, координация, динамичность, решительность - все эти необходимые атлетические качества оттачиваются именно в толчке. Будучи одним из трех общепринятых способов поднятия штанги, толчок позволяет взять наибольший вес. Это и определяет его и соревновательный, и тактический, и зрелищный интересы... Но наибольшее уважение приходит, естественно, к тому атлету, который поднял... самый большой вес". Если под самым сильным человеком понимать не умение побеждать в рукопашных схватках, а наибольшую мускульную силу, то работа со штангой выявляет наибольшую силу и, следовательно, такого человека.

Опыт научил меня не верить в результаты, которые избежали проверки официальными соревнованиями. Чаще всего они весьма преувеличены, если вообще не мифичны, или же выполнены с недопустимыми нарушениями. Законным в большом спорте является лишь результат, подтвержденный официально, то есть при авторитетном судействе и на публике. И в самом деле, что мешает показать настоящую силу официально? К чему утайка?

Одно это уже вызывает недоверие. Есть сила - докажи!

В одном из номеров журнала "Айрон мэн" атлету с мировым именем приписывался жим в солдатской стойке в 440 фунтов (199,6 кг). Учитывая время, о котором идет речь, результат колоссальный! Но я свидетель выступлений этого атлета. Он 182,5 кг выжимал, изрядно отвалясь назад, на пределе правил. Как я могу поверить в такой "домашний" рекорд? Это рекламный трюк для непосвященных! "Бумажные" рекорды должны быть изъяты из практики исторической спортивной науки. Исключение в какой-то мере можно отнести к эпохе зарождения спорта, однако все, что происходило в "железной игре" после первой мировой войны, может быть достоверным только при документальном свидетельстве.

И еще нелишне понимать разницу в рекордах на крупных соревнованиях, когда обычна плотная конкуренция, и на так называемых "вечерах рекордов", то есть на выступлениях единственно ради рекордов.

Рекорд на крупных соревнованиях (чемпионаты мира, страны) стоит несравненно больше. Ожидание схватки с соперниками, нервное горение, изменчивый характер борьбы, длительность испытания и усталость - в подобных условиях утяжелить рекорд непросто.

Были и остались в истории спорта атлеты, специальностью которых являлись рекорды в тепличных условиях. Были и турнирные бойцы, не уступающие, а превосходящие первых силой, но их специальностью были победы.

Поэтому следует учитывать разницу в рекордах как итог различных условий спортивной жизни вообще. У настоящего бойца она много сложнее.

Глава 7.

Моими первыми соперниками за звание чемпиона мира оказались американские атлеты Дэвид Эшмэн и Джеймс Брэдфорд.

Эшмэн заполняет пустоту в американской тяжелой атлетике после Эндерсона. С первого и до последнего дня Эшмэн работал за "Йорк Барбэлл клаб". Эшмэн - чемпион США 1957, 1958 и 1959 годов. Ему удается утяжелить рекорд Шемански в рывке. На чемпионате мира 1959 года в Стокгольме Эшмэн второй за Медведевым. Однако в толчковом упражнении у американца преимущество над чемпионом мира.

Эшмэн редкий, я бы сказал, исключительный тип атлета. У него чрезвычайно развиты мышцы ног. Это качество обеспечивает мировой рекорд в рывке и подводит вплотную к мировому рекорду самого Эндерсона в толчке! Вот результаты Эшмэна в толчковом упражнении (данные Хоффмана):

чемпионат США 1957 года -385 фунтов (174,63 кг);

чемпионат мира 1958 года-420 фунтов (190 кг);

Панамериканские игры 1959 года - 430 фунтов (195 кг).

Это уже совсем близко к "вечному" рекорду! На одной из прикидок Эшмэну удается взять 435 фунтов (197,32 кг)! Даже американский рекорд Эндерсона почти притравлен, недостает какой-то ерунды - 5 фунтов (2,26 кг)!

В то же время у Эшмэна настолько хилые руки, что в жиме он едва ли не последний среди участников чемпионатов. И даже зачетные веса он скорее выталкивал, чем выжимал. При строгом судействе в жиме с ним могли состязаться полусредневесы! Лучший из жимов ему удается на чемпионате США 1959 года-310 фунтов (140,61 кг), а рекордный результат Эндерсона- 185,06 кг! Из-за хилости рук у Эшмэна капризничает и посыл с груди.

С 28 сентября по 1 октября 1959 года сборная США выступает на Панамериканских играх в Чикаго. В этот раз у Сельветти в сумме троеборья лишь 1047 фунтов. Мельбурнский результат обеспечил бы ему безоговорочную победу, но он далек от той формы. И снова досадное равновесие: такая же сумма - 1047 фунтов - у Эшмэна! И опять, как более тяжелый, Сельветти довольствуется серебряной медалью! Точь-в-точь мельбурнская "ничья"! Вот она, победа,- и уплывает!..

Итак, накануне встречи на чемпионате мира Эшмэн имел официальные результаты (данные Хоффмана. К воспоминаниям даже самих атлетов следует относиться с осторожностью, если они не документировании (часто переводчики допускают ошибки, часто неофициальные, тренировочные результаты выдаются за мировые рекорды и т. п.). Но и сами документы требуют тщательной проверки. Книга Хоффмана "Тяжелая атлетика" насыщена цифровыми сведениями. Однако за высшие мировые достижения выдаются и такие, которые уже не являлись ими в данное время, а зачастую и не регистрировались в качестве мировых рекордов из-за спорности. Хоффман вообще небрежен до всего, что неамериканское):

жим-310 фунтов (140,61 кг);

рывок-333 фунта (150,5 кг), рекордный результат, показанный на чемпионате мира в Стокгольме;

толчок-430 фунтов (195,04 кг).

Сумма троеборья по лучшим результатам в отдельных упражнениях 485 кг. Все цифры я не знал тогда в Варшаве, но видел Эшмэна на тренировках: жим безобразный. Зато Эшмэн мог присвоить главный рекорд в толчке! А какой же ты чемпион мира, если есть атлет, который поднимает в одно время с тобой относительно самый большой вес?!

Глава 8.

Поистине "боги пали, троны опустели...". Чемпионат США 1957 года Эшмэн выигрывает с суммой 955 фунтов, но ведь Брэдфорд еще в Хельсинки за пять лет до этого показал 964 фунта.

На чемпионате США 1958 года у Эшмэна - 1000 фунтов. У Брэдфорда в Вене за четыре года до этого сумма опять-таки была поувесистей на 19 фунтов. На чемпионате США 1959 года Эшмэн первый с суммой в 1040 фунтов, но уже до того в Мюнхене Брэдфорд отличился суммой 1047 фунтов (475 кг).

Не без основания можно считать эти чемпионаты утраченными для Брэдфорда по "вине" Эндерсона. Так нередко в жизни: сильные схватываются - слабые выигрывают. И тогда слабые господствуют, слабые слывут за сильных...

За сборную США Брэдфорд впервые выступил на чемпионате мира 1951 года в Милане: сумма троеборья 940 фунтов (426,38 кг) и серебряная медаль. Проба вполне почетная: второй за самим Дэвисом! Думал ли я тогда, будучи в девятом классе Саратовского суворовского училища, о поединке с этим атлетом за звание чемпиона мира!

На XV Олимпийских играх в Хельсинки (1952) Брэдфорд снова за Дэвисом. Бронзовая медаль - у 20-летнего Сельветти.

Следующий год явился годом низложения великого Дэвиса. В Стокгольме, на чемпионате мира, он уступает первенство канадцу Дагу Хэпбёрну. За третье место дает бой Сельветти. Ох уж этот вечно подстерегающий Сельветти! Брэдфорд рискует - и получает нулевую оценку в толчковом упражнении. На чемпионате мира 1954 года в Вене первый - Шемански. У Брэдфорда снова серебряная медаль! Третья серебряная медаль!

И всех превращает в ничто сила Эндерсона. Брэдфорд пытается еще сопротивляться на чемпионате мира 1955 года в Мюнхене - четвертая серебряная медаль! Но разрыв с Эндерсоном безнадежен: в жиме - 20 кг, толчке-17,5 кг, сумме троеборья-37,5 кг. А ведь "малыш" Эндерсон выступил лишь на своем первом чемпионате мира. То ли еще впереди!

Брэдфорд сворачивает тренировки. Его нет на чемпионатах США до 1959 года. Летом 1959 года он серебряный призер чемпионата США. В тот год - год моего первого чемпионата мира-ему исполнился 31.

Глава 9.

Эндерсон, Эшмэн, Брэдфорд, Шемански, Зирк, Генри, Губнер - не все, конечно, равнозначны по силе и месту в мировой тяжелой атлетике, но так сложилось, моими соперниками оказались они. Все до единого - американцы.

В те годы атлеты других стран в тяжелой весовой категории очень уступали нам. Поэтому речь идет в основном об американских атлетах. О той волне могучих американцев, которых вынесла на помост страсть к высшей силе, борьба за силу, надежда утверждать эту силу. Я испытывал их неослабный натиск все годы в большом спорте, кроме последнего. Но и тот, последний, в Токио, явился последним и для американцев (всего раз, начиная с 1960 года, чемпионом мира среди атлетов сверхтяжелого веса станет американец - Д. Дьюб).

Высшее выражение силы всегда итог предельного напряжения, беспощадных тренировок и героического волевого подъема. Для Сандова или Гаккеншмидта рекорды являлись тем же, что наши - для нас и новые - для грядущих поколений: всегда рекордами! Независимо от цифр. Время не умаляет силу. Силу взламывания преград в новое, опрокидывания почтении, благоговении и смирения.

Время. Рекорды. Пределы силы. Отношение к весу, иначе говоря, решимость, с какой берется вес и на тренировках, и на соревнованиях,- вот важнейшая часть силы, сознание силы. Безусловно, от этого и зависит степень задействования мышечной ткани. В этом и проявляется фактор времени.

Я не пишу о классных атлетах Польши и Венгрии тех лет, о других незаурядных чемпионах. Я стараюсь проследить по возможности историю высшей силы. Пока еще детство, если не младенчество этой силы...

Глава 10.

Я быстро поднимался в силе, очень быстро.

На первых соревнованиях в декабре 1953 года (штангу я тогда впервые взял в руки) выжал 85 кг, вырвал 80 и толкнул 95 кг (на грудь взял 105, но с груди не толкнул).

Уже в январе 1954 года, то есть через месяц, выжал на десять килограммов больше.

Через месяц я прибавил к жиму еще 10 кг и поднял 105 кг. В толчке я зафиксировал уже 115 кг. Зато в рывке прибавил мало - всего 5 кг. Чуть более чем через полгода выжал 115 кг, вырвал 107,5 и толкнул 140 кг. Силу набрал, несмотря на невозможность тренировок во время студенческой практики и летнего отпуска. Если учесть экзаменационную сессию, я не тренировался с мая по сентябрь.

Итак, за десять месяцев, а точнее за шесть, увеличил результат в жиме с 85 до 115 кг, в рывке-с 80 до 107,5 и толчке - с 95 до 140 кг.

Рост силы продолжался столь же энергично. Уже в декабре 1956 года выхожу в жиме на 142,5 кг, рывке- 130, толчке- 180 кг.

Следующий шаг мог быть только во всесоюзные рекорды (мировые принадлежали Эндерсону и представлялись мне волшебно-недоступными).

Я набрал силу для этого за три года, но поскольку прекращал тренировки каждый год с мая по сентябрь, да еще пропускал зимой месяц на экзаменационную сессию, и в году очень часто не поспевал на тренировки из-за вечерних лекций или лабораторных занятий, а то и различных военных нагрузок (до четвертого курса был рядовым, с четвертого и до выпуска из академии - лейтенантом), то эта сила сложилась за какие-то два года.

Рост силы был внушительный, просто ураганный. Энергия переполняла меня. И еще я был постоянно влюблен. Я ухаживал за женщинами непрерывно, до самой женитьбы. Влюбчив был до крайности. Вспыхивал чувствами мгновенно, наверное, быстрее пороха...

Каждый день озаряли сила, любовь и академическое братство. Мне нравилось учиться, нравились юные и молодые люди, которые окружали меня.

Я просыпался утрами - и казалось, солнце разгорается в груди. Благословенные дни молодости...

"Чудо веры лучше бытия..."

Глава 11.

До чемпионата мира в Варшаве я участвовал в трех международных турнирах: Приз Москвы 1957 года, I летняя Спартакиада дружественных армий в Лейпциге (28 сентября - 1 октября 1958 года) и Приз Москвы 1959 года.

На первых международных соревнованиях я выступал больной: Москву, как и весь мир, поразила тогда эпидемия "азиатского" гриппа. Мне "повезло" заболеть в канун соревнований. Однако не грипп отравил мышцы - страх. И даже не страх перед заданными весами или соперниками, а непреодолимая оторопь перед необычностью обстановки. Я привык к тесной комнатенке с двумя помостами впритык - таким был спортивный "зал" ЦСКА тех лет на Ленинградском проспекте (нынешняя раздевалка баскетбольного зала). А тут необъятность лужниковского Дворца спорта. Я сомлел в ней. Спас от позора врач сборной, списал по болезни с соревнований.

Мне нравилось тренироваться, нравилась сила, а выступать... Я считал это ненужным. Я крепнул, сила радовала, я становился другим - зачем сравнения мускулов? Видел в этом нечто балаганное, рассчитанное на дурной вкус, нетребовательность воспитания. А сила все прибывала и буквально насильно затаскивала меня в круговорот турниров.

В Лейпциге тренер поставил задачу: обойти результат победителя чемпионата мира Алексея Медведева. Чемпионат в Швеции только закончился. Из Стокгольма в Лейпциг прилетели участники чемпионата - мои соклубники Стогов, Минаев, Ломакин, Воробьев. 28 сентября днем в "Конгрессхалле" соревновались атлеты тяжелого веса. Я опять сплоховал: в сумме троеборья не дотянул до заданного 5 кг. Не только из-за скверного владения собой. Повязала боязнь новой травмы. Второй призер соревнований отстал от меня на 50 кг в сумме троеборья.

На Лейпцигской спартакиаде я опасался за сустав: не пускает в глубокий "сед". И вообще побаивался травм. Еще бы, в 1955 году повредил плечевой сустав - буквально разнес его, в 1957 году досталось позвоночнику, в 1958-м - коленному суставу, затем порвал паховые связки.

Через страх переполз спустя два месяца после соревнований в Лейпциге на командном чемпионате СССР. Тогда в Горьком я перекрыл победный результат Медведева на чемпионате мира 1958 года. Но это явилось лишь превосходством формальным. Медведев на матче сборных команд США и СССР в тот сезон выдал сумму 507,5 кг-свой самый "тяжелый" результат. Но тот год оказался и последним, когда кто-либо выдавал результаты по сумме трех движений лучше моих: с будущего года (1959), когда я стал чемпионом мира, исключая последнюю схватку с соперниками в Токио (1964), я нигде и никому не проигрывал и за всю свою спортивную жизнь ни разу не получал нулевой оценки. И тогда, в Токио, я ушел с помоста, имея в таблице мировых рекордов три из четырех фиксируемых. Очень трудно не знать поражений. Я не знал их, и то единственное, в Токио, по-своему было победой. Я уступил золотую медаль, однако в бою, который дал мне два новых рекорда и неофициальную сумму троеборья выше победной, "золотой", а в соревнованиях олимпийского достоинства это очень сложно - выдать серию рекордов.

15 апреля 1958 года на чемпионате СССР в Донецке (мой собственный вес тогда- 112,4 кг) я повредил левый коленный сустав - огрехи освоения нового стиля в толчке. Из Донецка вернулся с загипсованной ногой. Через 29 дней гипс сняли. Пропуск в тренировках солидный (и в занятиях на пятом курсе академии - тоже). Чтобы не только сохранить, но и умножить силу рук, я стал гонять себя в жимах на параллельных брусьях с привязанными к ногам тяжестями в 120-130 кг по пять-шесть раз в одном подходе. Это очень развило "жимовые" мускулы.

Для выздоровления и восстановления крепости связок требовалось время. Сустав "протестовал" против нагрузок. Однако 14 августа я выиграл чемпионат Вооруженных Сил. Ни о каком порядочном результате мы с Богдасаровым и не помышляли. Лишь бы обеспечить зачет команде Московского военного округа.

Пожалуй, первым среди наших атлетов я освоил на уровне мировых рекордов толчковый стиль "низкий сед". Этот способ взятия веса на грудь широко и очень успешно практиковали американцы. Понаблюдав за их выступлением и тренировками в Москве летом 1955 года, я решил освоить этот новый стиль как несравненно более экономичный. Учиться было не у кого. Пробовал. Привыкал. На травмах постигал секреты. Надо сказать, что овладел новым толчком в считанные месяцы. Приблизительно тогда же выучился на этот способ выполнения толчка и Курынов.

За сборную команду страны я впервые выступил на международных соревнованиях в 1958 году. Тогда в составе сборной ни один атлет не выполнял толчок способом "низкий сед". Овладение этим стилем и обошлось мне той тяжелой травмой.

На московских международных соревнованиях в марте 1959 года я справился с намеченной программой, но был квёл. Утомили месяцы работы над дипломным проектом, его защита. Обкорнал тренировку, временами вовсе не тренировался. Выступал через три недели после защиты диплома. Чувствовал нечто похожее на пренебрежение к штанге и всему "празднику силы". Вообще долго не мог приспособиться к суженности спортивной жизни. Теперь чемпионат мира!

Глава 12.

В Варшаве я с любопытством наблюдал за "многомедальными" чемпионами. Томми Коно явно наслаждался славой. На том чемпионате не было атлета более знаменитого. Семь побед на чемпионатах мира и Олимпийских играх, десятки мировых рекордов, легендарная непобедимость и звучно-гордый титул - Железный Гаваец! Коно с Гавайских островов. Помню его еще по Москве. 15 июня 1955 года американская и советская сборные встретились в Зеленом театре парка имени Горького (Вообще первая в истории официальная встреча между советскими и американскими спортсменами в СССР, не только тяжелоатлетов). Накануне американцы разминались в спортивном зале "Динамо", под трибунами стадиона. В юношеском благоговении я взял тогда автографы у Коно, Станчика и Эн-дерсона. Поморщились Куценко и Шатов - тренеры нашей команды: что тут путается солдат? Первые три с лишком года в академии я ходил рядовым, а в зал меня исхитрился провести мой первый тренер - Е. Н. Шаповалов. Преодолел с ним все заслоны и в немом восхищении шлепнулся на низенькую скамейку у стены. Ноги сами подогнулись: Эндерсон! Вот он!!!

А его выступление в Зеленом театре!..

"Когда исполинская фигура Андерсона появилась на помосте, в зрительном зале началось оживление, которое увеличилось, когда Андерсон начал упражнение со штангой. Он выжимает 182,5 кг. Это новый мировой рекорд. Андерсон улучшил прежний мировой рекорд, принадлежавший Хэпбёрну (Канада), на 14 кг. В рывке Андерсон фиксирует 142,5 кг. В толчке он показывает 193 кг. Это в сумме троеборья составляет огромный вес - 518,5 кг. Медведев набрал в сумме троеборья 450 кг (145+135+170) (Тогда в Москве Эндерсон весил 155 кг)..."

...Теперь Варшава. И я не зритель в Зеленом театре. И нет в американской сборной Станчика, нет Эндерсона. Нет у меня и листочка с автографами: "увели" из раздевалки. Вечерами Коно засиживался в ресторане с хорошенькими женщинами. Компанию разделяли то грубовато-бесцеремонный Эшмэн - верзилистый, бритоголовый, то беспечно-веселый Бергер, но никогда - Брэдфорд.

Коно, да и Бергер тоже, пренебрегал режимом, даже вызывающе. Я пялил глаза: а как же сила? И почему не вмешиваются тренеры? У нас за такое из сборной в десять минут отчислили бы.

Нудные, темные вечера выхаживал то один, то с тренером подле гостиницы. Уже к девяти часам вечера на главных улицах автомобили почти вовсе исчезали, да и прохожих - раз-два и обчелся. И словно по уговору все вечера моросило.

Я еще только обучался искусству ждать поединок. Каждый день натужно переваливал через меня. Мечтал лишь об одном: уехать. Забыть все, бросить - и уехать. Зачем этот чемпионат, это хвастовство силой, это изнурительное ожидание, эта обязательность победы?! Только победа! До сих пор я всегда мог уступить сопернику - здесь это исключалось! Ожидание изнуряло.

Это брал свое очередной приступ малодушия. Малодушие не в чистом виде, конечно.

После я кое-как приводил мысли в порядок.

И все вокруг проступало иным.

А вот Коно и Бергера соревнования не беспокоили. И то правда: за десять с лишним лет тренировок и выступлений Коно свыкся с ними, как с работой. Да, по существу, это и была работа.

Хоффман всех, кто так или иначе интересовал его, независимо от возраста оделял жевательной резинкой и своими журналами. За ним поспевал Кларенс Джонсон. Хоффман никогда и ни к кому не приноравливал шаг.

Рабочим тренером американской команды являлся Тэрпак. Я ни разу не слышал, чтобы этот выходец из Западной Украины (он кое-как изъяснялся по-русски) повышал голос. Тэрпак ровен с атлетами, даже если они проигрывали по досадной оплошности.

Я чувствовал себя неприкаянно. Я привык к работе, заботам, беготне, а тут жди. Никаких забот: жди. Диковинный уклад: не учись, не работай, а только упражняйся с "железом".

Уходил в номер - точнее, взлетал в лифте. А в номере один на один с собой. И начиналось: разыгрывал в воображении все каверзы будущего поединка. Как раз то, чем не следовало заниматься.

И еще о чем только не думал!

Из американцев ко мне наведывался Бергер. Объяснялись на пальцах и цифрами в блокнотах. Понял: у Эшмэна грозная сила в толчковом движении, но повреждена стопа, а Брэдфорд зарится на мировой рекорд Эндерсона в жиме.

От таких объяснений бросало в жар. А тут еще прикидка Брэдфорда! Он закатил ее на второй или третий день после нашего приезда в Варшаву. В самоутверждение и для самоободрения я закатил ответную. Богдасаров умолял остановиться - я настоял на необходимости ответа. И теперь усталость прикидки во мне. "Переел", а времени на восстановление нет.

Хоффмана увлекла легкость, с которой я работал. Проскрипел через весь зал: "При собственном весе сто пятнадцать килограммов никто в мире не работал так четко и с такой скоростью! Таких я не знал!"

А эта легкость на прикидке - от возбуждения, в урон силе и нервной свежести, от страха, рисовки и бравады. Теперь в мышцах тупость. Я вял. Зато что за сладость поразить публику, знатоков, репортеров!

...Ел кое-как. Развлекала роскошность ресторана. Ресторанная роскошность, конечно, тоже в диковинку... От пищи мутило. Уже горел. Но вес следовало держать, и я напихивал себя едой.

И опять вечера. Дождь приземлял дымы. Пахло вокзалами и одиночеством. Выступали весовая категория за весовой: все уезжали в зал, и Богдасаров - тоже. Я в зал только раз сунулся. Понял: нельзя смотреть, сгорю.

Несколько раз видел, как Брэдфорд откуда-то возвращался на такси. Он выносил из "Волги" саженные плечи медленно, неловко. Сначала появлялись ноги, а потом выдергивался необъятный торс. Он приятно басил, небрежно распахивая пальто и рассчитываясь с таксистом.

Я возвращался, пробовал читать. Страницы перелистываю, а в голове ни словечка.

Должен выстоять, должен... Не думайте: жизнь сама не складывается. Она всегда - проявление воли, по-иному не бывает.

Глава 13.

От итальянского тренера Эрманно Пиньятти я проведал, что на чемпионате "Йорк Барбэлл клаб" несколько месяцев назад Эшмэн "накрыл" Брэдфорда. Победу обеспечило преимущество в толчковом упражнении на 45 фунтов (20,41 кг). Об этом в своей книге Хоффман пишет: "Эшмэн придушил Большого Вашингтонца".

Не придушит ли Эшмэн и меня в толчковом упражнении? 1 сентября в Чикаго он толкнул 195 кг, а в Стокгольме год назад чисто взял на грудь и встал с весом 202,5 кг! И рывок - ведь Эшмэн всего семь месяцев назад владел мировым рекордом! И Эшмэн молод. Лишь на два года старше меня.

Большой Вашингтонец затрет в жиме, Эшмэн - в рывке и толчковом упражнении. Собьют, вымотают...

Эх, Владимир Владимирович, и в самом деле, зачем я "такой большой и такой ненужный"?..

Я тогда зачитывался любимым поэтом Маяковского Уитменом, понемногу самим Маяковским, а также Верхарном и Байроном. А Шелли, сколько ни вчитывался, оставался чужим. Зато странно сильно переболел Державиным...

"Упал двенадцатый час, как с плахи голова казненного..."

В Варшаве я не знал, что на тренировке в Йорке Эшмэн повторил рекорд Эндерсона в толчковом упражнении - 440 фунтов! Не знал, что с подставок вытолкнул на прямые руки 451 фунт (204,5 кг)! По тем временам ошеломляющие результаты! Впрочем, любой из них все равно не давал Эшмэну первое место. Это определило и его поведение в Варшаве, и решение затем бросить спорт. Летом 1960 года Эшмэн внезапно уходит. Навсегда. Его время уже в прошлом. Брэдфорд и Шемански подрезали всякую надежду, а на подходе и другие...

Итак, я ждал, ждал...

Даже во сне подпоясывался широким ремнем для страховки позвоночника и шнуровал штангетки...

Но как звала сила! Какой вдруг непреодолимой становилась жажда к испытаниям силы! Как славно носить в себе силу!

Глава 14.

Во второй половине 40-х годов не просто слава, а подчас истеричная, безудержная слава сопутствует Григорию Новаку. Он был не только первым чемпионом мира в СССР, но и своеобразной фабрикой мировых рекордов в жиме. Тогда любой мировой рекорд советского спортсмена являл событие. А Новак рекорды клепал десятками. В итоге их набралось свыще 60!

Имя Новака знали даже подростки: человек-легенда! И даже проигрыш Шемански не шибко отразился на его популярности. Для молодых атлетов он был идолом. Лишь уход в цирк и годы постепенно стерли память о нем.

Трофим Ломакин. Знатоки понимали и ценили его самобытную силу. Жаль, сгубил он талант и погиб рано, едва переступив за пятьдесят. Мы тренировались вместе с 1956 по 1961 год, и я неоднократно оказывался свидетелем того, как после трех-четырех месяцев вольного режима (он заходил в зал один-два раза в неделю, дабы показаться начальству), этот уже немолодой атлет за три месяца входил в форму и выигрывал чемпионаты мира или страны. А ему уже тогда хорошо было за тридцать. И какова же физическая одаренность, если он на "своем режиме" держался почти десять лет на уровне мировых результатов!

Ни в одном атлете я не встречал такого звериного чутья на нагрузки. Ломакин не интересовался выкладками, графиками, но свои нагрузки определял безошибочно. Предметом его постоянных вышучиваний были мои расчеты, осмеивал он и тех, кто участвовал со мной в экспериментах. Наедине он всегда повторял одно и то же: "Гони ты их!.." И это была не обычная грубость. Он искренне считал всех, кто сам не несет нагрузки, но зарабатывает от спорта, дармоедами...

Помню одно из его писем. Взволнованно, трогательно он спрашивал, что случилось, почему, как смею я бросать спорт, советовал отдохнуть - тогда изменю решение...

Помню потрясение, какое он перенес в Риме после проигрыша Воробьеву. Олимпийские соревнования полутяжеловесов закончились далеко за полночь. Ломакин собрал вещи и, ни с кем не простясь, спозаранку улетел в Москву, оставив мне записку с пожеланиями победы, хотя и разошлись мы с ним в те дни крупно...

От того поражения Ломакин уже не оправился. Что-то надорвалось в нем (Есть книга воспоминаний Трофима Ломакина "Путь штангиста" М., Молодая гвардия, 1953).

Глава 15.

Последние часы перед взвешиванием я провел в кресле у окна вестибюля гостиницы: все отвлечение. Здесь я меньше копался в себе.

Обращали на себя внимание Хоффман и Джонсон, иногда к ним приставал Тэрпак. Снуют по этажам. Хоффман необычно багровый и не говорит, а будто диктует. Вполглаза слежу: что у них там?! И эта унылость Эшмэна.

- ...Соревнования затянулись за полночь.- Это Пиньятти о поединке Сельветти - Эндерсон на Олимпийских играх в Мельбурне.- Первый драматический момент: проигрыш Эндерсона в жиме. И сколько! А потом равенство в рывке. Сельветти в толчковом упражнении поднимает 180 килограммов, Эндерсон заказывает 187,5 - только тогда победа за ним. И тут самое драматическое! Первая попытка - неудача, вторая - неудача! Что за страсти!..

Вытираю платком руки. Не просыхают - горю...

- Сельветти? Актер кино и телевидения. Мы знакомы. Он из Буэнос-Айреса.

Подсаживается Богдасаров. Рассказывает что-то. Вовсе не смешно, однако смеюсь. Этот беспечный смех и молодечество перед выступлением - из правил игры. Пусть видят: все нипочем.

Болтаю, а не понимаю, не помню что. Стараюсь сидеть поразвалистей. Сам горячий-горячий - одежда ранит. Воспален. Напиться бы, а нельзя. Теперь до последней минуты будущего выступления - нельзя. Вода квасит. Слабеешь, если пьешь.

Кто-то фотографирует. И все вокруг не люди - тени. В голове лишь помост, штанга и ощущение "железа" - все предельные тяжести "железа".

- ...У американцев семейный скандал. Эшмэн отказывается работать. Как чувствуешь?..- Это Эрманно. Прошу:

- Повтори. И медленнее, медленнее... Эрманно с полуулыбкой объясняет. Я перевожу. Богдасаров говорит об Эшмэне:

- Мандражирует,- и, не глядя на Пиньятти, добавляет:- Ответь: ты в хорошей форме.

Мы еще не знали Эрманно. Для чего его вопросы? От кого?...

- Дэвис? Что там! Атлет из настоящих! А как нравился женщинам! Помню, в Стокгольме ждала толпа молоденьких шведок...- Эрманно улыбается.

- Пошли в номер.- Это Богдасаров.

- Может, здесь? Не так скучно.

- Пойдем, уже время. Бинты постирал?

- И новые и старые.

- Пошли.

Отлипаюсь от кресла. От горячки, наверное, температура. Себя на ногах не могу держать! Однако не забываю улыбаться, болтать - все по правилам игры.

И в то же время затаиваюсь в себе. Что же будет?

Глава 16.

Вот какими видел соревнования старший тренер нашей сборной Я. Куценко:

"...Трудно предвидеть, как сложится спортивный поединок, но еще труднее уберечь спортивную форму. Власов излишне волновался и начал соревнование не совсем удачно. На следующем подходе (второй попытке в жиме.- Ю. В.}... он допустил грубую ошибку, и вес так и не был засчитан. Плохо, очень плохо для начала!.. Брэдфорд сразу уходит вперед на 10 кг. А ведь это только после жима! Что же будет, если такой же срыв случится у Юрия Власова и в рывке? Тогда поражение... Недаром многие считают, что победа в жиме - это все равно что попутный ветер для остальных движений. Неужели Власов, подлинный мастер рывка и толчка, даст себя растерзать "мышечному чуду"- Брэдфорду!

Эпическое спокойствие Гофмана (так писали в те годы имя Хоффмана в газетах и журналах.- Ю. В.) сменилось оживлением: срыв русского атлета увеличивает шансы его питомца взойти на высшую ступень пьедестала почета. Товарищи Брэдфорда тоже возбуждены. Ему предлагают серые таблетки протеина, в мощное тело втирают белую согревающую жидкость, бережно, словно ребенка, его пеленают в теплые одеяла.

Советский атлет неторопливо выходит во двор, на свежий воздух. Он не переносит запаха растирок, которыми за шесть дней пропитался зал, не любит он также коллективной опеки и хора советчиков. Конечно, хорошо почувствовать рядом с собой друзей, но советы Юрий привык получать только от своего тренера Сурена Петровича Богдасарова...

В рывке Власов действовал осторожно, без риска... но перед третьим, последним подходом новая беда! Уходя с помоста, Власов зацепился за выступ, и нижний слой подошвы ботинка оторвался. Судейские правила суровы: только три минуты между подходами отведены спортсмену для того, чтобы отдохнуть и сосредоточиться. Стрелка неумолимо отсчитывает секунды, а лихорадочные поиски ножниц и проволоки продолжались.

Лишь перед самым вызовом на помост подошва была кое-как скреплена у носка. Можно действовать. Борьба продолжается. Блестяще зафиксировав последний вес, Власов попросил разрешения использовать четвертую, незачетную попытку для установления мирового рекорда. И вот штанга... взлетела в воздух и замерла.

Но дело было не только в мировом рекорде: у Власова появилась уверенность. Сейчас он готов сделать все, выложиться в этом захватывающем поединке до конца, лишь бы догнать Брэдфорда...

"Кто силен в толчке, тот силен и в троеборье!"- гласит старая штангистская истина. Власов уже после первого подхода догнал американца в сумме трех движений и выиграл звание чемпиона мира: он ведь был легче Брэдфорда. Но в запасе оставалось еще два подхода! Судья вызывает его к штанге. Легко и грациозно - если так можно сказать о человеке, поднимающем штангу... Юрий фиксирует вес. Брэдфорд позади!.."

Глава 17.

И сейчас не припомню, где и как разминались. А вот зал "Гвардия" помню. Я только ступал из-за кулис, а он напирал жаром, враждебностью. Невозможно нагретый воздух! Беспомощность перед тишиной, жалкость...

В жиме я срезался вчистую, подняв на 15 кг меньше, чем на прикидке. Сказать, что дрогнул,- значит ничего не сказать.

Не воспринимал, не слышал усилия, не мог сложить его в мышцах. Соперника не существовало. Меня душили знакомые, давно прирученные веса. Штанга прессовала так, будто на нее накрутили против заданных лиг дие 20-30 кг.

И совсем потерялся, когда напоролся на строгость Джона Тэрпака. Конкуренция между мной и Брэдфордом сказалась на характере судейства. Центральным судьей, без команды которого запрещается выполнение жима с груди, был пристрастно-объективный Тэрпак. Стой, задыхайся, не шевелись и жди хлопка: достаточно протянуть пять-шесть лишних секунд - их зритель и не заметит,- а жим потерян: мышцы затекли, запас воздуха на исходе, а новый не захватишь - при вдохе разрушишь опору из мышц.

До сих пор вижу круглое белое лицо над помостом, вылизанно-правильный пробор, злую неторопливость рук...

Я напоролся на необычную строгость. Можно получить хлопок-команду на выполнение жима "в темп" и "не в темп", а можно и "вовсе запоздало". Я получал "вовсе запоздало". Следовало ожидать преднамеренность затяжек с командами. Вместо того чтобы приспособиться, принять старт, рассчитанный на удлиненную паузу, не дать провалиться груди под штангой, держать разворот мышц, я тупо следовал привычке - и терял опору. К общей растерянности добавилась и эта, от жестокости судейства. Я не слышал себя, не управлял собой.

Зато после той беспощадной науки обучился работать при любом судействе. Совершенно изменил характер жима. Вытренировал старт в расчете на затяжку. И никогда никто уже не в состоянии был сбить меня в жиме...

Но все началось с разминки. Не узнал себя: выжеван, медлителен, неточен. Штангу гоняю не по нужной траектории. Силу будто отняли, усекли.

Я не узнал себя - и пережил потрясение: не донес силу, размотал, сгорел! Беззащитен перед Брэдфордом! Отныне все будут тыкать: мандражист, трус!

И тот первый вес, единственно взятый мной, выжал без срыва, на голой силе, будто не владел искусством переката напряжения по мышцам - расслаблять, выводить из работы ненужные мышцы. Одеревенел в усилии. И, словно новичок, грубо выпер штангу.

Слова ободрения не задевали.

Груз беды принял тренер. Ничем не выдал сомнений, а это единственное, что требовалось. Правда, в этом единственном и проявлялось все настоящее. Казенными были слова и забота одних - и по сердцу ударяли слова других. Не всякий способен расплачиваться искренностью. Искренность забирает жизнь... Я видывал немало людей начитанных, образованных, незаурядного ума, но все их способности обращались в прах, когда надлежало быть человеком - не искателем или сторожем места.

В каждом жесте тренера, интонации я искал: безнадежен? И не находил. И это была поистине золотая помощь! Дрогни он - и я проиграл бы.

Значит, не все пропало! Значит, могу!

Как важна неокрепшей воле поддержка! И сколько

раз потом пытались отказать Богдасарову в праве быть со мной на чемпионатах мира! Но ведь мы с тренером делали одно дело и жили этим делом и ради него! Разделять нас - значит разрушать дело. Впрочем, это и могло быть так.

Я отнюдь не безгрешен. Но, во-первых, ситуация была не из простых - сразу оказаться в центре внимания публики и прессы, во-вторых, я по натуре горяч и склонен к резкостям, но самое главное - я без всякой подготовки и опыта был перенесен в совершенно новую для себя среду и предназначен для роли, в которой не все согласовывалось с привычными представлениями, да и глупостей допускал достаточно.

Но что примиряет меня со всеми глупостями молодости (за некоторые до сих пор неловко), так это дело: я подчинял ему все, безоглядно все...

Богдасаров рассчитал правильно. Повел в рывке по заниженным весам. Я шутя взял первые два. К третьему очнулся, узнаю себя. Не растягиваю губы в назначенных улыбках, а почувствовал губы, и еще - руки массажиста. И слова пробиваются...

Зрителям пришелся Большой Вашингтонец. Все ряды приветствовали его, звали к победе. За ним ухаживали Бергер и Коно.

Для всех я был битым фаворитом, пустышкой. Репортеры переметнулись к американцам: самые "оплатные кадры" и слава там. В Большом Вашингтонце не сомневались. Слишком дрянным бойцом выказал я себя. На прикидке поражал знатоков, а тут в минуты просадил 10 кг в одном жиме!

В рывке мы шли бок о бок с Брэдфордом. Оба работали "ножницами", но я техничнее. Может, оттого, что я весил меньше и в скорости выигрывал - это свойства возраста, да и связки у меня были получше разработаны,- мне удавались стелющиеся "ножницы". Брэдфорд вырывал штангу силой рук. Сначала выхватывал ее, а потом медленно и с топтанием разбрасывал ноги,- новички работают экономнее. Помню, даже в те минуты это позабавило.

Отыграл 2,5 кг. При троеборье в этом движении много и не отыгрывалось.

Четвертая попытка. Мировой рекорд необходим был для победы, хотя и не попадал в зачет. Я утверждал себя, обнажал силу.

Оставалось третье, и последнее, упражнение - толчок. Я стремился возбуждением отогнать усталость - уже свыше трех часов спор с тяжестями,- на возбуждении от рекорда протянуть сорокаминутное ожидание, разминку и все попытки на большом помосте.

И вот позади канитель ожидания.

Разминка. Со всех сторон я начал заходить на нужное движение.

Живое "железо"! Мое!

Я вписался в зазубренное движение, опередил тяжесть. Это наслаждение - владеть собой в критических напряжениях. Я уже знал: в толчковом упражнении наберу свое. Я уже торопил это упражнение. Нет усталости, нет! Я только почувствовал вкус к схватке.

Теперь другая забота. В торопливости не потерять контроль. Работать холодно, точно...

А я горел. Впрочем, теперь это не опасно! Созидательность волнения! Могучий напор! Только быть в контроле!

У Брэдфорда по-прежнему преимущество в 7,5 кг. Сработать в последнем упражнении аккуратно, не потерять ни один подход! Ничтожная оплошность - и конец! Выстоять мало - набрать новые килограммы! Не просто сократить разрыв, а уйти вперед! Тогда - победа!

В перерыве между рывком и толчком мы понадежнее закрепили подошву. Ох, эти ботинки! Суеверие, преданность давним, испытанным "друзьям". Уже истлели от пота сотен тренировок, а расстаться жаль, даже мысль об этом кощунственна. И потом эти штангетки: первые рекорды, победы, горе травм, возрождение... И уже в дырах по бокам...

Между рывком и толчком я не стал отлеживаться в раздевалке. Бережливо расходовал энергию, но все время двигался, сопрягая это с разминочно-возбуждающими упражнениями. Ощущение веса, его прохождение через мышцы - боялся потерять эти чувства.

Вперед, мой друг, жизнь - это всегда акт воли!

Я видел все ярко, выпукло, но не пускал этот мир к своим образам. Не забыть главные чувства. Они должны понести будущие усилия. Слышать, видеть лишь команды управления "железом".

С Брэдфорда стягивали лямки трико - что за махина из черных мускулов! Обтирали полотенцем - он жмурился, покачиваясь. Один помост за кулисами - мы против друг друга. Вроде безразличны, не замечаем ничего, а чутко пропускаем через себя каждую из разминочных попыток соперника.

С детства в моем представлении атлет - это не гнущийся ни перед чем и ни перед кем боец. Сила - ради гордости и чести. Особый дух - сознание значения достойной жизни. Та самая крепкость чувств, которая не ржавеет в невзгодах, та физическая и душевная стойкость, когда человек - всегда человек. Спортивный праздник, спортивные испытания, торжество силы без этого смысла - занятие, не столь уж отличное от развлечений животных.

Глава 18.

Толчковое упражнение - самое любимое. Я практически не тренировал его в бытность атлетом. В нем естественность для моих мышц. Я ощущал штангу в каждой точке, управлял какой-то особенной приспособленностью к ней. Все для меня в этом упражнении от безошибочного природного инстинкта. И я ждал поединка, холил это упражнение, гладил, нежил в воображении.

Время от времени повторял резкие, не на всю силу прыжки вверх. Это держало мышцы в тонусе и соответствовало характеру будущего усилия. В толчковом упражнении, сняв штангу и мощно, плавно подорвав от колен, как бы подпрыгиваешь - это удар ногами в помост - и ныряешь под вес. Ныряешь, пластично обтекая гриф: чем ближе, тем меньше паразитные нагрузки. И тут же из глубокого "седа" вверх - ни секунды промедления! И непременно в заданной плоскости - иначе тяжесть сразу возрастет. Распрямиться, вставать, вставать! Успеть выйти на запасе дыхания!

Только раз в жизни подвел меня толчок. Да и по существу, не он, а так и не преодоленная робость перед травмой всю жизнь таилась во мне. Я считал - владею собой, а она в мгновение наивысшей борьбы по-своему оберегала меня, пресекала риск. Так и не смел по-настоящему вклинивать себя в посыле с груди под вес. Намертво вклинивать. Боль в позвоночнике (не по-живому глухо и неправдоподобно медленно стало вокруг) навсегда прорубилась в память. Впрочем, не только я потерпел из-за прихотей старых травм. Шемански в самые решающие мгновения, когда мог достать победу, пасовал. Так с ним было в Риме (1960), потом в Будапеште (1962): раненый позвоночник отказывался принимать запредельную тяжесть в посыле, не пускал в то единственное, клинящее положение, из которого при неудаче очень сложно вывернуться, но зато упор - из самых устойчивых. Мозг исключал положение, в котором снова таилась опасность.

...Я видел, как собирали к первому подходу Брэдфорда. Он опять потел. Видно, не очень налегал на режим. И верно, есть что-то в его обилии мускулов, их характере от сдобности, от склонности к земным радостям.

Мне помогал Воробьев.

За кулисами в буфете, даже не скинув плаща, сидел Медведев. Без всякого выражения, мрачно следил за нами. В прошлом году вот так выступал он, а теперь кто-то другой. А он едва ли не полтора десятилетия копил силу...

Так и не обронил слова Медведев, не вышел из-за стола. Долго я видел перед собой этот синий плащ, темную бутылку, неподвижность рук и головы.

После поражения на II Спартакиаде народов СССР Медведев еще раз попытался остановить меня на чемпионате страны в Ленинграде ранним летом 1960 года. Но это произошло через восемь месяцев после нынешнего чемпионата в Варшаве. И еще впереди были те годы, когда тренером Жаботинского станет Медведев. Три года отделяли нас от нового противостояния...

Зал охал, аплодировал - это поднимал штангу Альберто Пигаяни. Неудачи повергали итальянца в отчаяние. Он вздевал руки к зрителям, что-то бормотал, плакал. Его выводили, встречали Пиньятти и Маннирони - призеры многих чемпионатов Европы и мира.

Маннирони, Минаев, Бергер, впрочем, как и все "сгонщики", уже успели раздобреть. "Сгонщики" годами отказывают себе, в нормальном питании, даже воде. Зато после чемпионата они на недельку-другую отменяют пост. И за эту недельку успевают перекочевать в новую весовую категорию, толстея буквально на глазах...

В своем коронном упражнении я тоже не стал рисковать. В разгон вернее. И вес не осадил, не задавил. И я накатом пошел по остальным. Заправлял один лучше другого. С разгона оно вернее, факт.

Я не только вернул потерянные килограммы, но и переиграл Большого Вашингтонца по сумме троеборья на 7,5 кг.

Конец гонке! На несколько недель я свободен от "железа" и мыслей о завтра. Долой все заботы! Через несколько недель начну снова гонку, снова игра в "кто кого", а сейчас можно все забыть! Все!..

Мир светлел. Я смеялся, не раздвигая губ. Как ласков, как чудесен мир! Как добры люди! Как заманчиво будущее!..

И на пьедестале почета я был все с той же улыбкой.

И на протяжении всей церемонии возведения в чемпионы мира и Европы одно и то же нелепое воспоминание - этот петух! Я крепился в серьезности - фанфары, цветы, медали... Но этот петух!..

Сборная три недели тренировалась в Балашихе под Москвой. Оттуда выехала в Варшаву. Ну что за отважный петух водил кур за соседней оградой! С какой яростью атаковал! Самые сильные ребята улепетывали.

Надо быть серьезным: гимн! А я боюсь разжать зубы. Очевидно, разом начал отходить от многонедельного зажима чувств...

Итак, у меня первая золотая медаль чемпионата мира. Большой Вашингтонец в пятый раз стал серебряным призером чемпионата мира. Вечно "серебряный" Джим Брэдфорд!

Я слышал глубокое дыхание и косился. Этот человек сходился в поединках с Дэвисом, Шемански, Сельветти, Эндерсоном!

Каким же милым казался он!

У меня особенность - не выношу соперников. Ненавижу, пока подставляем друг друга под веса все тяжелее и тяжелее. Это не красит, но такова природа моей силы. Ярость возбуждает мышцы, будит силу. Ни риск, ни отношение зала, ни боль - ничто уже не имеет власти. Только сопротивление, бой! Какое благоразумие? Какая жалость к себе? Достать, сбросить соперника! Из невозможного - достать!

Мне вручили две медали - чемпиона мира и Европы. Из двух одна принадлежала тренеру. Без него в тот день едва бы выстоял. Я снял с груди медаль чемпиона Европы - по виду медали ничем не разнились - и отдал Богдасарову.

И в Риме, когда я, больной, с высокой температурой и воспаленной ногой, ждал поединка с Брэдфордом и Шемански, многие сомневались в моей победе, а проигрыш повел бы к очень неприятным последствиям, Богдасаров не оставил меня. Поверил не только в физическую силу, устоял против формального осуждения, не отступил. С печального для меня дня - 2 сентября - не расставался со мной: семь дней до выступления на олимпийском помосте.

Поэтому в Риме, в миг победы, в миг сокрушения не только Брэдфорда и Шемански, но и Эндерсона, я обнял его и увлек на помост. Быть вместе! Да я и не представлял, что может быть иначе. В таком деле одно сердце на двоих...

Бронзовая медаль в Варшаве досталась болгарину Ивану Веселинову. При сумме 455 кг он уступил мне 45 кг. Четвертое место занял финн Эйно Мякинен (447,5 кг), пятое-Альберто Пигаяни (445 кг) и шестое-Дэвид Эшмэн (435 кг)...

Эшмэн выступал демонстративно плохо - назло. Еще бы, 1 сентября в Чикаго толкнуть 195 кг, а в Варшаве - всего 170 кг!

Потом Хоффман писал, будто у Эшмэна болела стопа. Но зачем тогда его включили в команду? Ведь стопа была повреждена еще в Йорке.

Конечно, Эшмэна утомили выступления. Возможно, и тренировки, прикидки тоже. Но скорее всего, Эшмэн увидел в Варшаве, что не на что надеяться. Отставание в жиме безнадежно. К тому времени Брэдфорд уже входил в форму. Да и я кое-что выдал на тренировках в Варшаве. И еще: кто может поднять 170 кг, готов к напряжениям и на 190. Если болен, не осилишь и 100 кг. Боль задушит. Это закон.

В тот вечер на чемпионате мира Эшмэн выжал ничтожный вес - 130 кг. В этом упражнении одолеть большой вес травма никак не препятствовала. Эшмэн не хотел выступать, а так как Хоффман сие допустить не мог, Эшмэн свалял дурака.

В зале "Гвардия" я принял посвящение в чемпионы...

Через одиннадцать месяцев в Риме на Олимпийских играх спектакль силы должен был повториться...

Неудача оставляет след: это свои чувства, свое поведение, отношение к предельным тяжестям, обстановке соревнований. Нет успеха без преодоления этого подсознательного недоверия к себе, привычности сомнений. Надо ломать себя, не позволять укореняться инстинктам. Я пережил рецидив этой болезни - ив очень постыдной форме - на чемпионате Европы в Милане весной 1960 года. И уже совсем в летуче-незаметной - на Олимпийских играх в Риме (1960).

Трусость не подчиняется доводам. Для нее доказательно лишь преодоление действием. Только после второго испытания на звание сильнейшего атлета мира (1960) я почувствовал себя уверенно, но только после четвертого (1962) мог безоглядно доверять себе. За тем четвертым чемпионатом многое уже утратило власть надо мной, и все же я не был до конца свободен. Я нарабатывал тренировками силу гораздо большую, чем выдавал,- типичная страховка трусости. Прибереженным запасом охранял мышцы и суставы от критических напряжений, держал за собой возможность ухода из рисковых положений.

Даже в последних соревнованиях я еще управлял собой неудовлетворительно. Был запас, я вплотную приблизился к высшему умению - быть механизмом воли. Вот-вот должен был отдавать силу без ущерба, всю силу. Но уже миновало мое время в спорте. Я научился тому, что теперь уже становилось ненужным, отчасти ненужным, так как умение ради цели отказываться от себя вовсе не лишнее в жизни.

Преодоление страданий, невзгод делает очередные испытания не столь существенными. Цель и смысл борьбы обретают ясность и незамутненность. Любовь к себе, страх за себя уступают другим чувствам. Всю жизнь держался и держусь правила: мечтаешь быть сильным - будь им.

Глава 19.

В Варшаве я увидел конкурс на звание "Мистер Универсум"- самого совершенного в мускульном выражении мужчины. Состязались победители национальных первенств: "Мистер Франция", "Мистер Египет", "Мистер Америка" и т. д. Первым среди "универсумов" стал Гюи Мерчук - француз из Монако. Истый джентльмен - приятный, воспитанный. От него я узнал о сложностях тренировок культуристов.

С Гюи я встречался не раз и в разных странах. Он не менялся: все тот же застенчивый, с приятными манерами. Только иногда нервничал. Его задевала необъективность судейства на конкурсах. Мало быть действительно мощным и одновременно изящным. Нужен влиятельный покровитель вроде Хоффмана. Гюи не на кого было рассчитывать. А труд требовал возмещения - победы. Труд культуриста кропотлив. Надо лепить себя совершенной лепкой. Для любой ничтожной мышцы - свои упражнения. Сколько мышц, столько и упражнений,- каждым проявить схождение мышц, крепления, форму, все линии! Зато какая красота! И ведь не богом даренная, а добытая потом и настойчивостью. И разве сама по себе красота не достоинство, не одна из целей общества? И разве красота вообще не есть схождение ряда таких достоинств - душевного, интеллектуального, воли, наконец, и физического? Разве физическая красота не предмет восторга людей и привязанности?

Александр Иванович Герцен выразился о красоте физической вполне однозначно: "Я же всегда уважал красоту и считал ее талантом, силой".

Победа в Варшаве открывала Гюи возможность лучше зарабатывать. Он преподавал физкультуру и вел занятия с теми, кто стремился хотя бы физически походить на мужчину. Тренировка культуристов наделяет не только телесной красотой, но и силой, так как предполагает упражнения с тяжестями...

Второе место за Томми Коно получил Мерчук и третье - Абдель Хамед.

Занятная публика понаехала. Я сидел в зале "Гвардия" и не узнавал его: туалеты, женщины... Я больше следил за их реакцией, чем за подиумом. Дамы впадали в экстаз...

По мне, так Мерчук был сложен совершенней, но Хоффман есть Хоффман: победителем оказался Коно.

Несколько лет спустя в Париже я опять стал свидетелем соревнования культуристов, но уже только на титул "Мистер Универсум" Европы. Захотелось глянуть на ребят поближе. Я был тогда достаточно известен для того, чтобы проникнуть без помех в любое место, где ценили силу. За сценой дворца Шайо меня окружили обнаженные смуглые парни (условия конкурса требовали выступления лишь в плавках). Что за проработка мускулов! Я любовался ими, а парни сквозь костюм трогали меня. Затем скучились на корточки у моих ног: массивные мышцы бедер их заворожили. Мы фотографировались поодиночке и вместе, смеялись шуткам. Я объяснял свою тренировку.

Хоть и бранят это направление в спорте, а видеть этих парней - удовольствие. Что за грудь, посадка головы, талия! Добавить бы к их методике бег и упражнения на гибкость - и огрехи культуризма сведены на нет. А достоинства - вот они: сильные и красивые люди. Ведь, организуя мускулатуру, они обязательно и помногу упражняются с тяжестями. Стало быть, насыщаются силой.

Кстати, большой спорт мало общего имеет со здоровьем. Это неистовый труд, и часто в ущерб здоровью. Иначе не награждали бы первых спортсменов высшими орденами. Этого никак не скажешь о культуризме, если его кое-чем дополнить. И вообще, почему позволительно беспокоиться о красоте бездушных предметов - мебели, домов, улиц, тортов, платьев, обуви, автомобилей, клумб, а вот совершенство сложения, энергия мускулов - это "извращение", "эгоизм"? Логика не совсем внятная.

Культуризм заботится о величине и ладности мышц и в общем-то укрепляет здоровье. Сложить могучие мышцы - сколько же надо работать! А это не может не влиять на обменные процессы и сердечно-сосудистую систему. Организм не может быть безразличным к подобным нагрузкам. "При добавлении к культуристской методике бега на выносливость, упражнений на гибкость и ограниченность собственного веса получается добротная оздоровительная система. В данном случае культуризм преобразуется в атлетическую гимнастику, принятую и пропагандируемую в нашей стране.

Доказывать уродливость какого-то явления ссылкой на его крайности - прием недобросовестный. Издержки сопутствуют любому явлению. Литература славна не только совершенными образцами. Из этого не следует, что ее необходимо запретить. Крайности отталкивают. Уродливы и перегруженные мышцами люди, хвастливые пышностью форм, но ведь это всего лишь издержки! Культуризм потерпел урон от превращения в отрасль коммерции. Отсюда и несуразности. Впрочем, продается не только красота. Талант был и есть предмет купли-продажи.

Глава 20.

На банкете Эшмэн нашел меня, пил водку и твердил, что здесь, в Варшаве, "прима - Власов, но Рим - Власов ноу прима".

Большим пальцем он показал, где встанут американцы на пьедестале почета и где - я. Подошел Хоффман, чокнулся и в своей обычной манере, не меняя выражения лица, отбубнил:

- В Риме у нас будут четыре золотые медали. Сколько я ни подсчитывал, мне не выпадала ни одна. Хоффман сказал:

- Ты хороший парень, но в Риме разберемся,- оглядел зал и длинно зашагал к столу президента Международной федерации финна Нюберга. Там же стояли польские должностные лица, Джонсон и вице-президент Международной федерации француз Жан Дам. Последний говорил темпераментно - глаза крупные, выпуклые, в прожилках, жесты несколько бесцеремонные.

- Вот это дело,- ухмыльнулся Эшмэн и вдвинул между тарелками непочатую бутылку водки.

- Голова гудит, скорее бы закруглялись,- сказал Богдасаров.

Я не подошел к Брэдфорду, а он к нам.

Радости - большой радости победы - не было. Чем дотошливей старался разобраться в себе, тем явственнее приходило понимание того, что для всех я всего лишь победитель чемпионата. Но первенство в силе за мной не признается. И я уже догадывался почему: между мной и победой - Эндерсон. У Эндерсона - сила, Эндерсои и внешне несокрушим. Лишь за такими будущее, уже доказано. А я?..

Богдасаров по обыкновению пил минеральную воду. Глаза ввалились, тени по щекам. Отсоревновались вместе.

Зачитывают итоги.

Золотые медали чемпионов мира: легчайший вес- Владимир Стогов (СССР), полулегкий вес-Исаак Бергер (США), легкий вес-Виктор Бушуев (СССР), полусредний вес-Томас Коно (США), средний вес- Рудольф Плюкфельдер (СССР), полутяжелый вес- Луис Мартин (Великобритания), тяжелый вес-Юрий Власов (СССР).

Серебряные медали у наших Евгения Минаева (полулегкий вес), Федора Богдановского (полусредний вес) и Аркадия Воробьева (полутяжелый вес).

В Варшаве Коно закончил счет своим золотым медалям, навечно став восьмикратным победителем чемпионатов мира (с учетом олимпийских побед).

Командное первенство за сборной СССР - 43 очка. Второе место у сборной Польши - 29 очков. Сборная США с 22 очками впервые после второй мировой войны отвалилась на третье место.

Назвали мое имя. Вернулся с двумя хрустальными вазами - призы за победу на мировом и европейском турнирах. Первенство мира являлось (и является) таким соединенным турниром.

Эшмэн кивает на полуведерную вазу - приз за победу на чемпионате мира: "Лей водку, емкая посуда".

Звучат новые имена. Памятные подарки, грамоты, жетоны - руководители спорта награждали друг друга.

Свет в зале притушен. Все держатся тесными национальными кучками. Многие улетали в ночь - и торжество катилось на скоростях...

Эшмэн трепанул меня за шею и двинул к своим.

А я вдруг вымерил себя глазами соперников. Они не чувствовали себя слабее. Я дал им несомненное превосходство. Я дрогнул. Отыгрыш явился актом отчаяния. По их разумению, при более плотной конкуренции я не выстою. Да и не видели они во мне мускульного колосса. Откуда взяться новой силе, где запас? И как же щупл я в сравнении с любым из "медальных" атлетов! Не люди - кряжи! Даже Шемански - выкованный, энергично определенный в движениях, напористый. Но главное - я ненадежен. Спасся лишь удачными попытками в толчке.

Не набрал, а сляпал эти самые 500 кг, будучи начинен силой, готовый утяжелить всесоюзный рекорд Медведева в сумме. Чувствительно отозвалась эта неудача на ярости столкновения за золотую медаль в Риме, через год.

Побаливали набитые мышцы. Жестокость схватки потрясала. Победа не принесла веры. Но я таил и другое.

Я знал способность своих мышц к изменению, отходчивости от нагрузок. Знал: у меня сильные ноги. Только Эндерсон мог посрамить меня в силе ног. А ведь я в отличие от всех атлетов еще не работал над силой. До сих пор учился - окончил одну из славнейших академий страны. Учение не увязывалось с тренировками, не щадило силу. И потом, постоянные перерывы на месяцы для прохождения практики по будущей специальности. И при всем том я завершил инженерное образование и стал чемпионом мира. И это без послаблений в занятиях. Следовательно, запасы силы порядочны, если я победил, даже не приступив толком к их разработке.

Характерная черта подобных приемов - стремление побыстрее сплавить гостей. Насколько горячи и ожесточенны спортивные схватки, настолько черство-пусты эти банкетные торжества.

Служебным автобусом мы вернулись в гостиницу. Я отнес вазы и грамоты в номер и вернулся на улицу. Почти до утра бродил. Новые улицы, новые дома, остовы домов. Места, где могли рухнуть, ограждали заборы. И ни фонарей, ни огней. Уже в десятке метров над головой в дождливом мраке растворялись дома. К утру посвежело. Тепловатый, угольно пахучий воздух полегоньку смывал балтийский ветерок.

После выступления не сплю.

Я очень возбудим. Немало спортсменов возбуждают себя искусственно: кто сверхкрепким кофе, кто еще чем, а мне понадобилось несколько лет выступлений на большом помосте, прежде чем научился превращать возбуждение в расчетливую ярость

Глава 21.

Я пробыл в спорте не столь мало: отработал в шести чемпионатах мира и Европы. Ушел отнюдь не потому, что исчерпал себя. Недаром мой преемник выигрывал звание чемпиона мира еще три года на результатах хуже моей рекордной суммы, а ведь она была промежуточной на пути к самой главной - 600-килограммовой. Я ей предназначал все тренировки. Именно тренировки. Ведь я не прибегал к форсированному прибавлению собственного веса до 150-165 кг, за которым неизбежно утяжеляются и результаты. Мой вес изменялся, но вместе с мышцами. Я грузнел новыми мышцами. К сожалению, то, что добывалось новыми приемами тренировки, выносливостью к нагрузкам и жизненной выносливостью, приходило к соперникам несколько проще...

Я не знал ничего, что было бы связано с искусственным вмешательством в наращивание силы... Мы глохли от грохота "железа". Наши залы были тесны, часто на один-два помоста. Мы мокли потом, меняли просоленные рубахи, грубели силой...

Меня не привлекала тренировка единственно ради побед. Мять себя, пытать, но брать новую силу, подчинять новые килограммы. Только новое, способность нести новое и быть новым - вот истина большого спорта. Просто выигрывать золотые медали и чемпионаты - ради этого я не остался бы в спорте ни на один день. Для меня спорт исчерпывал себя с потерей возможности прибавлять в силе. Копить медали и победы казалось мне извращением смысла борьбы. Быть в новом. Искать силу. Знать силу. Подчинять силу.

Именно поэтому я отрицал прибавление собственного веса. Это была борьба за существование в спорте и от спорта. Я подобной жизнью не дорожил. Меня занимала лишь возможность побед с новой силой. Наедание же веса помимо физического безобразия означало погоню за победой любой ценой. Мир знал такого атлета, как Шарль Ригуло. Он весил едва сто килограммов, а показал результат, у которого толклись добрую четверть века атлеты чудовищных по сравнению с ним пропорций и веса.

Тяжелая атлетика - это не просто поднимание тяжестей, это владение силой. Не использование силы в строго заученных движениях, а владение всеми направлениями силы, надо полагать, и душевной. Могучий человек - у меня о нем определенное представление... Меня часто упрекают в сгущении красок. Но, чтобы судить об этом "сгущении", прежде всего нужно иметь на то моральное право: пройти современные тренировки, хотя бы насмотреться толком.

Наивно полагать, будто тренировки в прошлом вообще являлись забавой. Еще в 1914 году известный атлет Иван Романов писал в журнале "Геркулес": "Половина волос у меня седые, а ведь жизни прошло очень немного - мне всего 32 года. Но судьба побросала меня по белу свету, помыкала везде и всюду, и в результате - серебряные волосы. Мне кажется, что жизнь профессионального борца надо считать не годами, а месяцами, как участнику Севастопольской обороны".

Мы ведем жизнь не профессиональных борцов, но наши тренировки много жестче. Это итог непрерывного взвинчивания результатов и ужесточения спортивной конкуренции. И по всему свету - чемпионатам, турнирам - нас судьба бросает... И не сахарны победы. Это естественно. Мой последний рекорд мира в толчковом упражнении-215,5 кг, сейчас этот рекорд превышает 260 кг, а настанет время - перевалит за ЗОО! Объяснять, какие перегрузки испытывает при этом атлет, излишне. Впрочем, это и объяснить невозможно...

Однако и сам атлет не всегда даст правильный ответ. Все зависит от того, как прожить в спорте. Впрочем, это имеет отношение к жизни вообще.

Глава 22.

...В жиме я срезался по нескольким причинам. Разбазарил силу в тренировках, до выступления: поражал публику, красовался. На соревнованиях не сумел приспособиться к затяжному старту, навязанному Тэрпаком. Привык работать с груди в темпе - и, конечно, скис! Прибил первый чемпионат!

Стать другим. Успеть за одиннадцать месяцев стать другим!

Учиться не у кого: новый результат требует своей методики. Тренировка индивидуальна. Даже у найденного, нового ограниченная и строго личная практика применения...

Из Варшавы мы возвращались поездом. Люблю поезд, когда соседи недокучливы и умеют себя вести. Дорога вырывает из жизни - и сама жизнь тогда виднее.

Смотрю на часы: ресторан еще не закрыт. Снимаю костюм сборной, точнее - только куртку с буквами "СССР". На рубашку накидываю пиджак. От Бреста поезд торопится. Вагоны мотает, гулкие. Октябрь не сезон отпусков, в школах занятия. Даже ресторан пуст. Взял бокал цинандали. Растягиваю глотки, радуюсь освобожденности, скачке огней за окном. Прощайте, Польша, Варшава, чемпионат, новые друзья!

...Эшмэн! Как расставлял будущих призеров в Риме! Но ему уж там не бывать. Пусть прибавит к лучшему жиму 15 кг, ну пусть 20 - все равно сумма не сложится. Задавят его. Но кто? С кем тот поединок, на какой штанге? А Шемански?..

Долго раскладывал будущие тренировки.

Учиться не у кого, учиться не у кого...

Вино не допил. Вернулся и почти до утра слушал рельсы. Верил. Особенно верил, что все сбудется. А что именно - толком не знал. Что-то большое, радостное впереди. Жизнь не обманет, не ошибусь в ней.

Не ошибусь, не ошибусь...

Угадываю слова индийской "Упанишады". Да, древний путь, ведущий вдаль, повстречался мне, найден мной! Отрешенные идут по этому пути. "На этом пути,- говорят они,- белое, синее, желтое, зеленое и красное... Этот путь найден, по нему идет знаток, добротворец, состоящий из жара..."

Белое, зеленое...- вехи знаний.

Отрешенные - те, кто не щадит себя, выдерживает направление только на цель, утрачивает чувство страха за себя...

Состоящий из жара - труд на этих кругах постижения силы, страсть постижения - жар!

Конечно же, незнание - саморазрушение в такой борьбе, но и знание доступно лишь через опыт тренировок. Да, да, большой спорт исключает жалость к себе! Отрекись от себя - и добудешь силу. Ты всего лишь объект высших усилий и напряжений. И поистине лишь с помощью мысли можно видеть и здесь, быть зрячим и здесь. В большой игре на помосте.

В игре, в игре...

Знаю: сколько ни буду выступать, а конец неизбежен. И приду к тому, с чего начал. Спорт провалится в прошлое - на забвение и ненужность. А я все начну сызнова. От нуля. Ведь к той жизни все рекорды и золотые медали ровным счетом ничего не добавят. Если я мечтаю о литературе, мечтаю писать, то все победы никак не обучат искусству точных слов. И хватит ли сил все повести от нуля? И когда оборвать эту игру?

Хватит ли сил, хватит ли сил?

А сейчас тренироваться, искать!

Искать, искать...

Достойная жизнь, достойная...

Так и отстучали рельсы в ту ночь.

Может быть, она запомнилась потому, что это было единственное путешествие на чемпионат поездом. А может быть, и потому, что сам чемпионат оказался первым, самым первым.

И не были еще скоплены тревоги, обиды, усталости. И спорт казался розово умытым, доверчивым к доверчивости.

Глава 23.

Турнирные испытания 1959 года, несмотря на их внешнюю благополучность для меня, почетную выгодность титулов, овладение двумя из четырех фиксируемых мировых рекордов, сделали ясным существо моего отношения к спорту, обнажили тот тайный, но всегда присутствующий элемент: я не мог, не смогу довольствоваться спортом, не признаю его назначением своей жизни. Это всего лишь игра, но игра, которая грозит лишить энергии в другой жизни.

Глава 24.

Во времена моей юности считали: чем больше физически работает человек, тем лучше; чем лучше ест, тем здоровее. Из похожих принципов исходил и спорт.

О том, что научная работа только налаживалась, свидетельствуют и воспоминания бессменного врача олимпийской сборной команды СССР многих лет 3. С. Мироновой:

"Я уже говорила о том, что мне пришлось принимать непосредственное участие в подготовке нашей сборной команды к Олимпийским играм в Хельсинки в 1952 году.

Однако... опыта работы в этом направлении у нас еще не было. Лишь через два года была предложена идея создания комплексных научно-исследовательских бригад. Именно возникновение научно обоснованных рекомендаций могло вывести нашу работу из поисков вслепую на путь систематической и эффективной помощи спортсменам.

А спустя еще пять лет, в 1959 году, было принято решение об организации комплексных научно-исследовательских бригад в каждой сборной команде СССР. В эти бригады входили врачи, физиологи, психологи, преподаватели - сотрудники учебных и научных институтов физической культуры".

Но и результаты работы подобных бригад никак не сказались на характере наших тренировок. Определением параметров тренировки занимались сами спортсмены, в меру своих способностей. Впрочем, сама тренировка в то время сосредоточивала внимание на технике упражнений. Что касается набора силы, тут все шло стихийно.

Итак, за работу. Но сначала привести себя в порядок. Весь год меня трепала ангина. С сильнейшей ангиной я выступал и на Спартакиаде народов СССР. Поэтому вскоре после чемпионата я удалил гланды. Это отняло месяц тренировок.

Глава 25.

Без экспериментов с тренировками и нагрузками, которые начались вскоре после возвращения из Варшавы, я бросил бы спорт гораздо раньше. Я не мог говорить только его языком, стать придатком "железа". Слава от спорта всегда казалась ущербной, вернее, преувеличенность этой славы, ее ненормальное место в обществе.

Эксперимент с нагрузками, поиск кратчайших путей к силе на какое-то время увлекли. Правда, большой спорт в своем чистом виде прельщал обнаженной честностью. Здесь не было, выражаясь языком Герцена, "временно великих". Истинная сила утверждала сильного. Здесь не мог первенствовать заморыш от силы, хитрец от силы, умелец по части бессовестных компромиссов и сделок с честью. Нет, нечестность и здесь отыскивала лазейки. Однако большая сила, могучесть предполагались даже в таком случае.

Эта игра обладала своим очарованием. И одно из них - единение людей в братство сильных. Оно действительно существовало и существует. В легендах, историях, часто вовсе не запечатленных словом книги, от поколения к поколению передавались подробности поединков столетней давности - подвигов силы.

И что интересно, часто это уважение к именам шло вразрез с официальной версией - баснями газет, лжепатриотическими выдумками, надуманностями заказных книг. Все это груз прошлого. Уважение к подвигам сильных передавалось изустно от поколения к поколению атлетов. И потом, при обращении к забытым документам, я поражался точности этой памяти.

Так в наше время возродилась память о старых русских атлетах-борцах и "королях гирь" - не только Поддубном и Елисееве. Вернулась к нам и великая тройка эстонцев - Гаккеншмидт, Лурих, Аберг. Заново узнали у нас и о великой силе Евгения Сандова, Луи Сира, Артура Саксона, Карла Свободы...

Выстроились в последнем и вечном параде герои силы, поединков и благородства духа. А за ними-имена позднейших поколений...

Попробовать сыграть в игру самых сильных представлялось заманчивым. Пусть не с их отрешенностью, но испытать удары могучих, напор могучих, попытаться выстоять среди самых сильных своего времени, попробовать дотянуться до высшей силы, владеть силой. Азарт этой игры лишал убедительности все прочие доводы. Я поддался искушению. Но разве я не поддавался ему и прежде?

В крови каждого страсть к борьбе, к победе. Эта страсть принимает разные формы и выискивает выражение в различных действиях - от борьбы на ринге, ковре, помосте до схождения выкладок, формул, сцепления строф. Оборотная сторона познания вообще (не всегда осознанная)-это страсть к обладанию "высшим"- пусть знанием, пусть любым другим умением. Конечно, это правило не претендует на абсолютность. Но разве стремление к высшей силе в конечном итоге не есть стремление к высшему знанию силы, а следовательно, умению найти ее? Разве владение высшей силой не есть результат познания вообще? И разве спорт - не стремление владеть самым совершенным познанием природы человека? И поэтому разве не от уродства эта подмена высшего смысла спорта грубостью наедания веса, то есть извращение самого существа спорта, насилие над ним? Ведь самое высшее - совершенно и поэтому неизменно приближается к красоте. У красоты и у высшего в любой созидательной деятельности человека единая природа - совершенство. Именно ради совершенства разветвляется, усложняется жизнь. Многообразием путей ищет человечество совершенство, открывает краткость и выразительность конечного познания.

И еще: долго-долго мне не давала покоя запись в дневнике Льва Толстого: "Надо быть сильным или спать". И лишь после просветлением пришло понимание. Быть сильным - значит действовать; значит иметь такую силу духа, чтобы борьба никогда не вызывала стона слабости, жалобы; значит иметь направление в жизни, а не следовать бездумно жизни; значит в какой-то мере воздействовать на само направление. Если нет этой силы - спи, дремли, не отравляй жизнь бессилием, дряблостью - лучше спи!..

Глава 26.

Несколько месяцев спустя после чемпионата Хоффман приписал к новому и уже последнему изданию своей "Тяжелой атлетики":

"...На чемпионате (в Варшаве.-Ю. В.) Брэдфорд показал себя очень сильным, набрал лучшую сумму... большую, чем когда-либо у Дэвиса, и на 10 фунтов больше, чем Шемански (подразумевается лучший результат Шемански,- О. В.), но и этого оказалось мало для победы над молодым русским... Эшмэн из-за поврежденной стопы почти не мог тренироваться. На чемпионате он взял последний вес чисто на грудь и в случае успеха занял бы третье место. Однако не справился - и оказался шестым... До настоящего времени (начало 1960 года.- Ю. В.) американские атлеты выиграли 46 титулов чемпионов мира и по одержанным победам являются лидерами мировой тяжелой атлетики..."

Ни моего имени, ни результата Хоффман не назвал. Кроме высокомерия в этом проявился и определенный расчет. Зачем оставлять в книге память о случайной победе? Ни Хоффман, ни американские атлеты не приняли мою победу всерьез. Еще не остыл гриф от захватов Дэвиса и Эндерсона. И уже наливался силой знаток тренировки Норб Шемански. И Джим Брэдфорд на своем шестом будущем поединке за титул первого имел все шансы на золотую медаль. В Варшаве он почти дотянулся... Наступал самый ожесточенный год поединков - олимпийский.

Выступлением в Варшаве завершился спортивный сезон 1959 года. Я выступил на четырех соревнованиях (из них - в двух международных) и выиграл все. Установил мировой рекорд в толчковом упражнении, два мировых рекорда в рывке и рекорд СССР в жиме.

Но главное - я защитил диплом и смог заняться литературой. Путь к ней оказался околист. В 1953 году я сменил форму воспитанника суворовского училища на форму рядового с погонами в серебряной окантовке авиационной технической службы. И только закончив академию, я получил возможность писать. Но в конце 1959 года и в начале 1960-го я еще не сумел этим воспользоваться - должен был работать по специальности. Лишь в феврале 1960 года положение изменилось. Не справляясь с двойной нагрузкой - службой и тренировками, я подал рапорт о переводе в Центральный спортивный клуб армии (ЦСКА). Приказ о переводе в клуб на должность инструктора по спорту последовал через несколько недель. Таким образом, спорт открыл для меня возможность писать. Загвоздка была лишь в том, как это совместить с тренировками.

Глава 27.

Я ценю честолюбие. Оно чрезвычайно благотворно. Честолюбивый человек - это работа, это движение, это энергия жизни. Но тщеславие - уже болезнь души. Много лет спустя я прочел в дневниках Толстого: "Тщеславие есть какая-то недозрелая любовь к славе, какое-то самолюбие, перенесенное в мнение других... он любит себя не таким, какой он есть, а каким он показывается другим Эта страсть чрезвычайно развита... для человека, одержимого ей, она... отравляет существование..." Эта страсть действительно казнит людей. И уничтожает в конечном итоге и физически, точнее - самоистребляет.

Если я встречаю писателя, родственного по духу, я схожусь с ним в немом диалоге на всю жизнь. Он делает как раз то, что в достаточной мере не удается мне: помогает понять мир и себя. Ему удается вдруг лучше увидеть и сложить в слова то, что выражает искомую суть. Уже и суть моего движения. И, как ни странно, слова книг имеют значение силы - материальной силы. Они помогают проявлению воззрений, следованию им, крепят убежденность.

Инстинкт самосохранения бережет и взлелеивает чувства из разряда предающих. Для движения нужно переступать через себя. Ведь и то, чему ты отдаешься, не твое. Оно с виду только представляется главным одному тебе. Только с виду. Разве рекорд, или удачная глава повести, или чудный танец могут насытить одного творца? В основе - желание всех, оно лишь переработалось, усвоилось и стало волей творца. И отречься уже нельзя - это цель всех.

И о пределе движения. Большое, нравственное дело не может иметь предела. Оно есть существо, естественность жизни. Очень точно об этом говорит Лев Толстой:

"Если есть предел тому делу, которое ты делаешь, то все дело не имеет смысла или имеет только один ужасный смысл лицемерия". Я думал об этом, уже заранее отделяя себя от спорта, видя и примеряясь к другим целям и задачам. Поэтому считал недостойным всякое пребывание в спорте, если утрачена способность к движению. Любая жизнь на затухании движения, на доходах от славы есть иждивенчество. Я определил для себя спорт как то состояние, когда присутствует способность к движению. Без него смысл спорта извращен, эгоистичен, затхл. Уход из спорта я предполагал в двух случаях непременным: потеря способности прибавлять в результатах, осознание своей способности делать другое дело, более важное. Это второе было своего рода выражением другого явления - исчерпаемости смысла спорта. Это исчерпание смысла могло наступить, когда ты был очень силен и впереди по-прежнему ждали победы. Но они уже не имели значения. Внутреннее "я" перерастало смысл происходящего и стремилось к новому приложению жизни.

Итак, когда сила упрется в физический предел - необходимо уйти.

С первой и до последней победы я не верил, будто всерьез нужно, чтобы игра в результаты становилась "делом". Однако игра увлекала, не могла не увлечь. И только когда она стала предъявлять права на всю жизнь, на подчиненность подниманию "железа" всей ее без остатка, я воспротивился.

Не все столь объяснимо. Я запутывался, ошибался, отступал, прежде чем снова находил решимость не изменять убеждениям. Я заново открывал эти убеждения. И ко всему еще липла усталость. Все усугубляла усталость, искажая действительность. Иногда возвращается сожаление по упущенным возможностям, но я уже знаю: это слабость. В слабости, душевном упадке человек склонен к утрате стойкости. Я помню: не все почитаемое есть таковое по существу.

Для всех, кто мечтает, кто никогда не соглашается с законченностью своей мечты, кто в глубокой внутренней борьбе сопрягается с мужеством построения нового, пусть не обозначенного ежеминутной утилитарной потребностью, а следовательно, не принимаемого как необходимость,- в напутствие слова Льва Толстого:

"Говорят, одна ласточка не делает весны; но ежели от того, что одна ласточка не делает весны, не лететь той ласточке, которая уже чувствует весну, а дожидаться. Так дожидаться... и весны не будет..." (Из записи в дневнике 5 октября 1893 года).

---

Адаптировано для Интернета - Хаммер, 2001 год